|
женщины, соответственно, завидовали. Когда она приезжала из отпуска, мужская
часть коллектива неизменно застывала в столбняке: «Загар у вас, Людочка,
атомный!» (такой уж жаргон был принят в этом коллективе, извините, что
называется, за цитату). Когда она шла в буфет пить кофе, за ней тянулся целый
отряд поклонников. Когда надо было кого-то отправить на престижную конференцию
с докладом — отправляли ее. И так далее.
Но, надо сказать, и промахи ее были заметны. И хоть они были редки, но ей
их не прощали — не прощали то, что легко спускалось с рук другим, менее
заметным сотрудникам: малейшее опоздание, мельчайшие недоработки. В общем, на
работе она не могла позволить себе расслабиться ни на секунду.
Но как только она освоила первую ступень системы ДЭИР, на службе у нее
начались странности. Заметила она эти странности непосредственно перед отпуском.
Она пришла к начальнику с заявлением, ожидая, что он, как всегда, начнет
уговаривать ее не уходить сейчас в отпуск, будет говорить, как без нее тяжело
справляться с навалившимся объемом работы, какой она незаменимый сотрудник. Она
даже в ожидании такого разговора заготовила кучу аргументов, чтобы убедить
начальника все же отпустить ее отдохнуть.
Но начальник — впервые за все время ее работы — подписал заявление, не
сказав ни слова и даже не взглянув на нее. Она вышла из его кабинета весьма и
весьма разочарованной и в большом недоумении. Но на следующий день, к своему
изумлению, она обнаружила свою фамилию в списке дежурств — начальник назначил
ее на дежурство в период отпуска, как будто забыл о том, что только что
подписал ее заявление. А ведь раньше он не отличался подобной невнимательностью.
Ей пришлось зайти к нему в кабинет: «Иван Иванович, я же с двадцатого числа в
отпуске, почему в графике дежурств моя фамилия?» — «Да что вы? — Голос его
звучал весьма равнодушно. — Извините, ошибся». Он опять даже не взглянул на нее.
«Наверное, он не в духе. Дома что-нибудь», — решила она и уехала отдыхать с
надеждой, что после все устаканит-ся и вернется на круги своя.
Но не тут-то было. Она вернулась из отпуска, как всегда, с потрясающим
загаром. Но... никто даже не глянул в ее сторону, никто не произнес ни одного
комплимента. Никаких привычных восторгов она не встретила — все смотрели как
будто сквозь нее и пробегали мимо. В буфете за столиком она сидела одна. А чуть
позже узнала, что на ближайшей конференции доклад по ее теме будет делать
другой сотрудник.
Ко мне она ворвалась чуть не в слезах:
— В чем дело? Я впала в немилость? Я стала плохим работником? Я постарела,
подурнела? Почему от меня вдруг все отвернулись?
— Успокойся, — говорю. — Ты молода и хороша, как никогда. И свои
способности ты вряд ли растеряла. Дело все в том, что ты стала лишней деталью в
этом механизме. Так и знай: твоя хваленая организация, как и любая другая, —
просто насквозь патологическая структура, и, конечно, она начала отторгать тебя,
как только ты стала свободным и гармоничным человеком.
— Так что же мне теперь делать? — спросила она, немного успокоившись.
— Не мешать разваливаться патологической структуре. Не мешать умирать тому,
что уже отжило свое. Ты одним только своим присутствием уже раскачала эту лодку
— ты, свободный человек, до определенной степени разрушила планы
энергоинформационного паразита, захватившего твою организацию. Ты нарушаешь ту
программу, которую выполняют люди — винтики этой системы, вот поэтому они тебя
не замечают. Не волнуйся, они это делают подсознательно, сами себе в этом не
отдают отчета, они не осознают, что изменили отношение к тебе. Они
подсознательно чувствуют в тебе опасность своему размеренному существованию,
вот и бегут от тебя. Продолжай работать, как прежде, и ни о чем не переживай —
все идет по плану. Используй программы на эффективность действий. И когда на
месте рухнувшей структуры возникнет новая, гармоничная, твои действия снова
будут иметь результат и на них снова будут откликаться другие люди — только это
будут действия, нужные тебе, а не энергоинформационному паразиту, и результат,
нужный тебе.
Людмила вняла моему совету и продолжала работать дальше, постепенно
привыкнув к своей «прозрачности». Со временем она оценила ту свободу, которую
эта «прозрачность» давала. Она научилась этим пользоваться. Теперь она не
нервничала, как прежде, если чувствовала, что опаздывает на работу, — знала,
что на это вряд ли обратят внимание. Если ей было нужно, она могла вообще не
прийти на работу и на следующий день убедиться, что сотрудники не заметили
этого. А ведь раньше самого краткосрочного ее отсутствия было достаточно, чтобы
все начинали кричать: «Где она? Почему ее нет? Она должна быть здесь!» Теперь
же она могла спокойно уходить и ни перед кем ни в чем не отчитываться. При этом
ни у кого не возникало к ней никаких вопросов. Но зарплату ей платили
по-прежнему. И ситуация постепенно начала ее устраивать.
Вскоре в ее организации стали происходить некоторые события. Началась
аудиторская проверка. И начальство было уличено в финансовой нечистоплотности.
Оказалось, что вся работа, которую проделывала организация, шла практически
впустую, а отпущенные деньги оседали в чьих-то карманах. Организация оказалась
близка к банкротству. Была обнаружена еще масса злоупотреблений. Вся верхушка
слетела со своих насиженных мест. Оказалось, как я и предполагал, что контора
насквозь прогнила и моя ученица была там чуть ли не единственным честным
человеком, не замешанным ни в каких махинациях.
Теперь пришла пора действовать ей. Она освоила программы на эффективность
собственных действий. В результате именно она стала новым руководителем этой
|
|