|
ров. Матахати чувствовал себя скотиной, которую ведут на бойню.
«О Будда Амида! О Будда Амида!» — взывал в душе Матахати. Боковым зрением
он видел великолепные дома даймё, мимо которых они проходили, дальше на восток
начиналась деревня Хибия, за ней — кварталы центральной части города. Знакомый
мир поворачивался к нему неизвестной стороной, и сердце Матахати сжалось от
тоски по привычным картинам. Слезы закапали по щекам.
— Побыстрее! — строго приказал Такуан.
Матахати казалось, что они прошли тысячу километров, когда монах прошипел:
— Жди здесь!
Они находились посреди обширного пустыря. Перед ними тянулась беленная
известью стена, за которой виднелась крыша новой тюрьмы и возвышалось несколько
темных строений, служивших резиденцией начальника стражей порядка в Эдо.
Ноги больше не держали Матахати, и он плюхнулся на траву. Раздался крик
перепела, предвещая скорую смерть. Матахати внезапно охватило непреодолимое
желание убежать. Что ему терять? Если его поймают, то накажут не строже, чем
сейчас. Страх мелькнул в глазах Матахати. Он взглянул за ворота тюрьмы —
Такуана не видно. Матахати опрометью побежал.
— Стой! — раздался окрик за спиной.
Это был один из тюремных палачей. Подбежав к Матахати, он огрел его палкой
по плечу так, что тот упал. Палач прижал Матахати палкой к земле, как дети
придавливают лягушку.
Вернулся Такуан в сопровождении нескольких стражников, которые вели еще
одного арестованного. Начальник стражи указал место для исполнения наказания.
На землю бросили две тростниковые циновки.
— Можно приступать? — спросил начальник стражи.
Такуан, кивнув, уселся на принесенное сиденье рядом с начальником стражи.
— Вставай! — закричал палач, занося палку над Матахати. Матахати с трудом
поднялся. Палач схватил его за рясу и поволок к циновке.
Матахати ничего не видел вокруг, голоса людей звучали глухо и неясно, как
будто за стеной. Вдруг до него дошло, что кто-то произносит его имя. Матахати
покосился и к величайшему изумлению увидел на соседней циновке Акэми.
— Как ты сюда попала? — едва не задохнулся он.
— Молчать! — рявкнул стражник.
Начальник стражи встал и строгим голосом принялся читать приговор. Акэми
держала себя в руках, но Матахати громко хлюпал носом.
— Начинай! — крикнул начальник.
Двое стражников низшего ранга стали методично сечь приговоренных
бамбуковыми розгами.
Матахати стонал, Акэми молчала, стиснув зубы. На краю пустыря, как водится,
появились зеваки.
— Что там?
— Секут арестованных.
— Сто ударов, верно.
— Пока и пятидесяти нет.
— А больно, должно быть.
Подошедший стражник, стукнув палкой о землю, велел зевакам расходиться.
Люди отошли в сторону и досмотрели наказание до конца. Палачи тяжело дышали,
вытирая пот. Розги превратились в мочала. Такуан и начальник стражи обменялись
любезностями, и начальник увел подчиненных за тюремные ворота. Такуан немного
постоял, глядя на распростертые тела, и молча удалился.
Сёгун наградил Такуана дорогими подарками, которые тот раздал монастырям. В
столице Такуан сделался предметом пересудов. Его обвиняли в неуемном честолюбии
и вмешательстве в мирские дела. Его даже называли «интриганом в монашьем
облачении».
Солнце пробилось сквозь тучи и скрасило пасмурный день. Снова запел перепел.
Два тела на циновках среди пустыря были неподвижны. Акэми первой подняла
голову.
— Матахати, вода! — прошептала она.
Перед ними стояло по ушату воды, которая свидетельствовала о добром сердце
начальника. Акэми напилась.
— Матахати, пить не хочешь?
Матахати зачерпнул воды ковшом и стал жадно глотать живительную влагу.
— Это все? — спросил он.
— О чем ты?
— Они не отрубили нам голову?
— И не собирались. Ты разве не слышал приговора?
— Что в нем говорилось?
— Высылка из Эдо.
— Живой! — взвизгнул Матахати.
С неожиданной резвостью он вскочил на ноги и пошел не оглядываясь. Акэми
медленно поправила волосы, одернула кимоно, затянула оби.
— Подонок! — произнесла она, презрительно скривив губы.
ВЫЗОВ
Иори маялся от безделья в усадьбе Ходзё.
— Когда придет Такуан? — спрашивал он Синдзо.
— Отец в замке, полагаю, что и Такуан с ним. Скоро вернутся. Почему тебе
не поездить верхом?
Иори побежал в конюшню и оседлал любимого коня. Он уже ездил на нем и вчера
|
|