| |
— А хорошую новость не хочешь послушать?
— Какую?
— Мусаси недалеко отсюда. - Где?
— Исходил полгорода, расспрашивая о нем, и наконец узнал, что он в храме
Мудодзи на горе Хиэй.
— Значит, он жив и здоров?
— Будем надеяться. Надо немедленно идти туда, иначе он, по обыкновению,
исчезнет. Ты собирайся, а я поем.
— Рисовые колобки в большой коробке.
Дзётаро быстро съел колобки, но Оцу сидела все в той же позе.
— Что с тобой? — спросил он.
— Нам не надо идти.
— Что за глупости! То умираешь от разлуки с Мусаси, то не хочешь сдвинуться
с места.
— Ты не понимаешь. Мусаси знает о моих чувствах. В ту ночь, когда мы
встретились в горах, я ему призналась. Мы думали, что это наша последняя
встреча в этой жизни.
— Скоро ты сможешь увидеть его снова.
— Я не знаю, в каком он настроении, доволен ли победой или просто
скрывается. Мы расстались, и я примирилась с мыслью, что никогда не увижу его в
этой жизни. Надо ждать, когда он пошлет за мной.
— Что, если он позовет тебя через много лет?
— Буду жить, как и сейчас.
— Сидеть, уставившись в небо? "
— Ты не понимаешь/Оставим эту тему.
— Что я не понимаю?
— Чувство Мусаси. Теперь я поверила в него. Раньше я была в него просто
влюблена, но не была до конца уверена в нем. Теперь все по-иному. Мы всегда
будем вместе, пусть даже разлучимся или умрем. Я никогда не буду одинока. Я
молю только о том, чтобы он нашел свой Путь.
— Вранье! — взорвался Дзётаро. — Почему женщины никогда не говорят правду?
Ладно, делай по-своему, потом только не жалуйся, что умираешь без Мусаси. Хоть
глаза выплачи, мне все равно!
Дзётаро приложил немалые усилия, чтобы проследить путь Мусаси после боя в
Итидзёдзи, и все напрасно!
Дзётаро до конца дня не разговаривал с Оцу.
Стемнело, и появился один из самураев, состоявших на службе у Карасумару.
Он отдал Дзётаро письмо со словами: «От Мусаси для Оцу. Наш господин советует
Оцу поберечь себя».
Самурай ушел.
«Рука Мусаси, — подумал Дзётаро, разглядывая письмо. — Значит, он жив. Он
пишет Оцу, а не мне!»
— Письмо от Мусаси? — спросила Оцу, выйдя из задней комнаты.
— Да, но, по-моему, оно неинтересно тебе, — ответил Дзётаро, пряча письмо
за спину.
— Прекрати, Дзётаро! Дай сюда! — взмолилась Оцу.
Дзётаро поупрямился, но, как только у Оцу на глазах блеснули первые слезы,
сразу же отдал письмо.
— Возьми! Притворяешься, будто не хочешь видеть Мусаси, а сама дрожишь от
нетерпения при виде его письма.
Оцу наклонилась к лампе, руки ее дрожали. От лампы, словно предвещая
счастье, струился яркий и ровный свет. Тушь переливалась всеми цветами радуги,
слезы на глазах Оцу сверкали яркими алмазами. Неожиданно для себя Оцу
перенеслась в мир радостных грез. Она вспомнила строки из знаменитого
стихотворения Бо Цзюйи, в котором отлетевшая душа Ян Гуйфэй ликует, получив
весточку от возлюбленного, убитого горем императора.
Оцу несколько раз перечитала письмо. «Надо торопиться, он ждет нас!» —
подумала она.
Оцу поспешно начала собираться в дорогу. Она написала записку с выражением
глубокой благодарности владельцу домика, монахам Гинкакудзи, всем, кто
заботился о ней. Собрав вещи, Оцу вышла за ворота. И только в этот миг
обнаружила, что Дзётаро нет рядом. Обиженный мальчик неподвижно сидел в комнате.
— Поторопись, Дзётаро!
— Ты куда-то собралась?
— Почему ты сердишься?
— Любой бы разозлился на моем месте. Всегда думаешь только о себе. Что за
секреты в письме Мусаси? Ты даже его не показала мне.
— Прости! — извиняющимся тоном ответила Оцу. — Конечно, прочитай.
— Теперь мне неинтересно.
— Не упрямься! Прекрасное письмо, первое от Мусаси. Он впервые позвал меня
на встречу. Никогда в жизни не была так счастлива. Перестань дуться, пойдем в
Сэту, прошу тебя!
Дзётаро угрюмо молчал до перевала Сига, потом, сорвав с дерева лист, начал
насвистывать модную песенку. Свист был единственным звуком, нарушавшим ночную
тишину.
— В коробке сладости, которые господин Карасумару прислал позавчера, —
сказала Оцу, чтобы уладить затянувшуюся ссору.
Дзётаро промолчал до рассвета. Облака над перевалом порозовели.
— Не хочешь отдохнуть, Оцу? — заговорил мальчик.
|
|