сегодня уходит из Нары. Его-то и поджидают в засаде монахи. 
    Лицо женщины перекосилось от страха, она считала, что для Мусаси уход 
сегодня из Нары был бы самоубийством. Она уговаривала переждать еще одну ночь и 
выбраться из города на следующий день. 
    — Ясно, — проговорил спокойно Мусаси. — Говорите, они поджидают меня на 
равнине Ханъя? 
    — Не знаю точно, в какой ее части, но они ушли в том направлении. Соседи 
сказали, что там были не только монахи. Собралась ватага ронинов, которые 
собираются поймать вас и доставить в Ходзоин. Вы, может, плохо отзывались о 
храме или оскорбили кого-то из его насельников? 
    - Нет. 
    — Соседи говорят, что монахи разозлились, потому что вы наняли кого-то для 
расклейки по городу стихов, высмеивающих Ходзоин. Монахи считают, что вы 
торжествуете, убив одного из них. 
    — Ничего подобного не делал. Это ошибка. 
    — Тем более нелепо погибать из-за навета. 
    Над бровями Мусаси выступили капельки пота. Он задумчиво посмотрел на небо, 
припомнив взбешенных ронинов, которых накануне выгнал. По их вине, скорее всего,
 вышло недоразумение. Расклеили оскорбительные стишки и пустили слух, что Это 
дело рук Мусаси. Вполне в их духе. 
    Мусаси решительно поднялся. 
    — Я ухожу! — сказал он. 
    Он закинул за спину мешок, повесил на руку соломенную шляпу и поблагодарил 
женщин за гостеприимство. Вдова, уже не сдерживая слез, проводила его до ворот, 
умоляя подождать до завтра. 
    — Если я останусь, беда нагрянет на ваш дом, — ответил Мусаси. — Я не хочу 
причинять вам неприятности в ответ на вашу доброту. 
    — Я не боюсь их! — настаивала вдова. — Здесь вам безопаснее. 
    — Нет, я пойду. Дзё! Поблагодари тетю! 
    Дзётаро послушно поклонился. Он тоже выглядел расстроенным, но не потому, 
что покидал гостеприимный дом. Дзётаро так толком и не знал своего хозяина. В 
Киото говорили, что Мусаси — слабак и трус, поэтому Дзётаро встревожился, 
услышав, что знаменитые копьеносцы Ходзоина намерены напасть на них. Сердце 
мальчика сжималось от дурных предчувствий. 
     
    РАВНИНА ХАНЪЯ 
     
    Поникший Дзётаро тащился за своим хозяином, содрогаясь от того, что каждый 
шаг приближает их к неминуемой смерти. Когда на мокрой тенистой дороге 
неподалеку от храма Тодайдзи ему за ворот упала с дерева капля, он едва не 
завопил от ужаса. Черные вороны, кружившие над ними, усугубляли мрачные 
предчувствия мальчика. 
    Город остался позади. Сквозь ряды криптомерии, выстроившихся вдоль дороги, 
виднелась холмистая равнина, тянувшаяся до горы Ханъя, справа возвышались 
волнистые вершины горы Микаса. Ясное небо царило над головами путников. 
    Дзётаро считал глупостью идти туда, где их поджидали в засаде копьеносцы 
Ходзоина. Укрыться можно где угодно, стоило только немного пошевелить мозгами. 
Почему бы не переждать опасность в одном из придорожных храмов? Так было бы 
разумнее. Может, Мусаси хотел извиниться перед монахами, хотя он им ничего не 
сделал? Дзётаро решил: если Мусаси попросит прощения, то он к нему 
присоединится. Сейчас поздно рассуждать, кто прав. 
    — Дзётаро! 
    Мальчик вздрогнул, услышав свое имя. Брови взлетели вверх, и он сжался в 
комочек. Сообразив, что выглядит по-детски испуганным, и бледным, он тут же 
принял бравый вид, устремив взгляд в небеса. Мусаси тоже посмотрел на небо, и 
Дзётаро совсем приуныл. 
    Мусаси, однако, заговорил обычным бодрым голосом: 
    — Красота, правда? Словно плывем на крыльях соловьиных трелей. 
    — Что? — удивился Дзётаро. 
    — Я сказал о соловьях. 
    — А, соловьи! Их здесь полно. 
    По побелевшим губам мальчика Мусаси видел, что тот плохо соображает от 
страха. Сердце Мусаси заныло от жалости. Действительно, мальчик вскоре может 
оказаться в одиночестве в незнакомом месте. 
    — Мы уже неподалеку от холма Ханъя, да? — произнес Мусаси. 
    -- Да. 
    — Что будем делать? 
    Дзётаро молчал. Соловьиные трели холодом обжигали его слух. Он не мог 
отделаться от предчувствия, что скоро навсегда распрощается с Мусаси. Глаза, 
озорно блестевшие несколько часов назад, когда он маской напугал Мусаси, теперь 
наполнились тоской. 
    — Тебе не стоит идти дальше, — сказал Мусаси. — Останешься со мной, и тебя 
могут случайно заметь. Бессмысленно нарываться на опасность. 
    Дзётаро не выдержал. Слезы хлынули ручьями, будто прорвало плотину. Он 
закрыл лицо руками, плечи содрогались, мальчик судорожно всхлипывал и икал. 
    — Это что такое? Ты ведь собираешься следовать «Бусидо»! Слушай 
внимательно! Если я оторвусь от противника и побегу, беги в том же направлении. 
Если меня убьют, возвращайся в винную лавку в Киото. А сейчас иди вон на тот 
холмик. Оттуда все хорошо видно. 
    Вытерев слезы, Дзётаро, вцепившись в рукав Мусаси, выдавил из себя: