|
Они сидели и ждали, не понимая, почему не является гремучая змейка. Солнце
давно уже скрылось за горизонтом, и стало темно. Тихий стук в дверь вернул их к
действительности…
Опустив голову, с лицом, залитым слезами, вошел гном:
— Живи, Нора, и ты, Лесли. Змейка не придет, а я останусь с вами. Еле слышная
песня зазвучала в комнате:
«Когда ты наконец засыпаешь,
Сон мой свертывается у твоего изголовья, как гремучая змейка, гремящая своими
гремками свою гремучую песенку…»
ПЕСНЯ
Незадолго до своей смерти я странствовал по Германии и попал в старинный город
Гейдельберг. Вечно живой и юный студенческий дух, в окружении вековых зданий
университета, монастырей, соборов, замков, создавал непередаваемую атмосферу
гармонии между прошлым и настоящим. Река Никор с высокими берегами и мостами,
разрезавшая город надвое, казалась ободом перстня, на котором прихотливым
узором располагались бесчисленные узкие улочки городских построек. Самым
удивительным была тишина толпы, снующей среди древних домов. Нет, конечно, люди
не молчали и вели себя, как обычно, но какая-то сосредоточенность, глубина,
исходящая и от горных склонов, охватывающих долину реки, и от руин королевского
замка, царящего над городом, и от старой позеленевшей скульптуры,
свидетельствующей о величественном прошлом, — все это создавало особое
настроение. Недаром многие знаменитые философы и музыканты жили в Гейдельберге,
и в память о них по склону горы шла «философская тропа». Недаром скульптура
мудрой Афины венчала старый мост, недаром… Но это можно продолжать до
бесконечности. Просто казалось, что в городе вместе с культурой куется особое
время. Здесь рождается и здесь же умирает.
Однажды вечером разразилась гроза. Спеша укрыться от непогоды, я завернул в
какую-то гостеприимную таверну. Она была полна, и в ней было тепло и уютно.
Странствующие музыканты развлекали собравшихся песнями и музыкой XV века.
Когда-то они звучали в этих кабачках для наших предков и чудом сохранились в
чьей-то памяти или в старинных нотах. Музыкантов было шестеро: трое юношей и
три девушки. В старинных нарядах, распевающие разудалые или протяжные мелодии,
они казались пиратами, явившимися после удачного рейса. Смех, шутки, стук
барабана, звуки свирелей и скрипки, бешенные танцы сыпались одно за другим,
вовлекая гостей в безудержное веселье. В разгар пирушки сильный удар грома
прозвучал в тот самый момент, когда кончилась одна песня и началась другая. На
смену веселью в наступившей тишине одинокий женский голос затянул протяжную,
грустную мелодию. Какая-то старинная песня девушки, ждущей своего возлюбленного.
Странные слова были обращены к нему. Она заклинала прийти к ней, хотя никогда
его не видела прежде: «Из-за дали веков, из-за дали морской я зову тебя и верю,
что где-то ты есть, мой возлюбленный, иначе для чего Бог создал мое сердце и
поселил в нем ожидание тебя. Я ищу и жду. Мимо глаз моих проходит столько людей,
сколько волн стучится о берег, но я не встречаю тебя, мой Единственный. Прошу
отзовись, приди, напои меня водой, и я подарю тебе три розы».
Что-то необыкновенное произошло со мной. Мелодия простой песни вдруг словно
проколола мое сердце, а слова оказались обращенными прямо ко мне.
Этот зов имел силу могучего заклинания. Я закрыл глаза и очутился в какой-то
каморке. Одинокая лампада освещала убогую обстановку. В узкое оконце,
напоминающее скорее бойницу замка, заглядывал серп луны.
На широкой кровати, занимавшей чуть ли не всю комнату, лежала девочка лет пяти
с бледным личиком и чудесными золотыми волосами, которые покрывали ее чуть ли
не до самых ног.
Губы ее были сомкнуты, но мне казалось, что она только-только пела эту песню и
эхо ее голоса еще звучало в каких-то темных галереях, ведущих в эту комнату. На
глазах ее блестели слезинки, но, увидев меня, она улыбнулась.
— Вот ты и пришел! — сказала она. — Скорее дай мне воды, а то я умру.
Я растерянно оглянулся. На подоконнике стоял старый кувшин и чаша. Я налил воды
и протянул ей. Она глотнула и покачала головой.
— Мне нужно больше воды!
— Сколько больше?
— Ну как ты не понимаешь! Я хочу море!
— До него далеко.
|
|