деревьев, и рев бури вторил их движениям. В ужасе бежали воины прочь с острова. 
Вслед за ними устремились и придворные. Буря тотчас стихла, и небо очистилось. 
Никто больше не мог найти остров по своей воле. Лишь терпящие бедствие суда и 
люди после кораблекрушения попадали на этот берег и находили здесь приют и 
спасение. Дивились моряки красоте вечноцветущего сада и, вернувшись домой, 
рассказывали о двух волшебных деревьях, что стоят, переплетясь ветвями друг с 
другом, и хранят жизнь и покой одинокого острова. 
ЦВЕТЫ 

То ли в далекой, то ли в близкой стране, то ли давно, то ли совсем недавно 
жила-была принцесса Риола. Вряд ли ее можно было назвать капризной, однако 
никто не мог ей угодить. И дело заключалось вовсе не в ее чрезмерных желаниях — 
скорее, в ее искренности. Она терпеть не могла фальши, лести, угодливости, а 
придворный церемониал, словно нарочно, буквально лопался от избытка этих 
свойств. Слуги, придворные дамы, кавалеры и даже сам король с королевой, 
встречая принцессу, немедленно расцветали сладчайшими улыбка- 

ми и тут же переходили к комплиментам и восхвалениям. И поскольку король время 
от времени пописывал стихи, то весь двор считал своим долгом следовать его 
примеру. Таким образом, иначе, как на языке поэзии, к принцессе не обращались. 
А поскольку для сочинения стихов и их разучивания требовалось время, то весь 
двор, все горничные, камеристки, фрейлины, часовые, молочники, пастухи иными 
словами, почти вся страна жила по особому времени, опережающему день принцессы 
на целый час. И вот стоило Риоле проснуться и открыть глаза, как со всех сторон 
на нее начинали сыпаться стихи. 

«Какое прекрасное утро,
Но наша принцесса милее, 
Глаза ее неба синее,
А кожа светлей перламутра», 

— неслось с одной стороны. 

«Скажите, как спали, Риола?
Какими волшебными снами
Баюкало Вашу гондолу
В межзвездной, таинственной дали…» 

— эхом откликалось с другой. 

Принцесса вначале сдерживалась от смеха, потом сердилась и, наконец, замыкалась 
в себе, холодно награждая своих не в меру ретивых слуг легким кивком головы. И 
целый день ей приходилось отмалчиваться и соблюдать учтивость, хотя глаза 
отражали постоянно сдерживаемые печаль и усталость. 

Обиженные придворные пожаловались королю, что его дочь капризна и 
непредсказуема и угодить ей невозможно. Тогда владыка повелел Риоле самой 
выбрать себе слугу, который бы ее устраивал. К удивлению всех, принцесса взяла 
себе в слуги одного маленького пажа. Он вовсе не обладал ни красноречием, ни 
ловкостью, был рассеян, неуклюж, да и внешность его была самая заурядная. 
Сколько раз он просыпал время, когда следовало приветствовать принцессу по 
утрам, но Риола, казалось, не только не гневалась, но и оставалась им довольной.
 

— Он так прост и естественен и никогда не ломается и не играет чужих ролей, — 
говорила она. 

В конце концов, пажу дозволили появляться у принцессы, когда она садилась на 
трон и собиралась заниматься какими-либо делами. Итак, каждое утро паж приходил 
к ручью, протекавшему за оградой дворца, мыл лицо, приводил в порядок свой 
бархатный камзол, чистил башмачки с золотыми пряжками и точил о камень свою 
маленькую шпагу. Закончив туалет и водрузив на голову голубой берет со 
страусиным пером, он шел служить принцессе. Вечером, возвращаясь домой, паж 
садился на берегу и высвистывал какие-то мелодии, да так ловко, что будил птиц, 
и они присоединялись к его свисту. В результате под окнами дворца затевался 
настоящий концерт. Совсем неподалеку от этого места начинался дикий, темный лес,
 пройти через который решался не каждый. Густые высокие ели не пропускали свет 
к земле, вместо травы там росли колючие кустарники и ядовитые грибы. Стаи ворон 
населяли лес, увеличивая его недобрую славу, так что неудивительно, что лес 
прозывали Черным. Но именно оттуда вытекал светлый, прозрачный и веселый ручей, 
который помогал пажу приводить себя в порядок. 

И вот однажды утром паж, как обычно, явился к ручью. Солнце уже встало и 
слепило глаза. Вдруг паж увидел, как по течению плывет большая белая роза. Она, 
казалось, была слеплена из снежинок, но благоухала так нежно и сладко, что 
мальчик, забыв о своих башмачках с золотыми пряжками, ступил в ледяную воду и 
достал удивительный цветок. На дворцовой башне часы пробили восемь раз, паж уже 
должен был быть в тронной зале. Вместе с розой он бросился ко дворцу. 
Придворные разинули рты, встретив пажа с цветком в руке.