ведь всегда  должно  существовать  известное, хотя бы малое расстояние между
касающимся тела местом  кожи и самим  этим телом. Из этого  следует, что то,
что мы ощущаем  как  твердость или теплоту тела, есть лишь реакция окончания
наших  осязательных  или  тепловых  нервов   на  действующие  через   пустое
пространство молекулярные силы тел.
     К  этим  доводам  физика,  в  виде  дополнения,  присоединяются  доводы
психофизика,  находящие  себе  выражение  в учении  о специфических энергиях
чувств. И.  Мюллер показал, что каждое  чувство может быть возбуждено только
свойственным  ему  образом,  обусловленным  его  организацией,  и   что  оно
реагирует всегда одинаково,  какое бы внешнее впечатление  ни было  на  него
произведено.  Если возбуждать  зрительный  нерв, то мы  будем ощущать  свет,
безразлично, будет  ли то,  что действует на  нерв, давлением, электрическим
током или светом. С  другой  стороны,  одинаковые внешние  процессы вызывают
совершенно  различные  ощущения,   смотря  по   тому,  каким   чувством  они
воспринимаются.  Из этого  сделан был  вывод,  что существует лишь один  род
процессов   во  внешнем   мире,  именно   движения,   и   что   многообразие
воспринимаемого нами  мира  по существу  есть  реакция наших  чувств  на эти
процессы.  Согласно  этому  взгляду, мы  воспринимаем  не внешний  мир,  как
таковой, а только лишь вызванные им в нас субъективные ощущения.
     К доводам физики надо прибавить еще доводы физиологии. Первая исследует
явления, совершающиеся вне нашего организма  и  соответствующие восприятиям;
вторая пытается исследовать процессы

     в  собственном  теле человека, разыгрывающиеся  в то время, когда в нас
вызывается  известное  чувственное качество. Физиология  учит, что эпидермис
совершенно нечувствителен  к раздражениям внешнего мира. Так например, чтобы
воздействия внешнего мира  могли возбудить на периферии тела окончания наших
осязательных нервов, процесс колебаний, лежащий вне нашего тела, должен быть
сначала продолжен  сквозь эпидермис. При  чувстве  слуха  и  зрения  внешний
процесс  движений,  прежде  чем он  достигнет нерва,  кроме того, изменяется
целым рядом передаточных  органов чувств. Это возбуждение нервного окончания
должно  дойти  через  нерв  до  центрального органа,  и  здесь  только может
совершиться  то,  чем,  на  основании  чисто  механических процессов в мозгу
вызывается ощущение.
     Ясно, что благодаря этим превращениям, которые испытывает  раздражение,
действующее на органы чувств,  это раздражение  столь  полно изменяется, что
должен стереться всякий след сходства между первым воздействием на чувства и
появляющимся,  наконец, в  сознании ощущением.  Гартман подводит  итог  этим
рассуждениям   следующими   словами:   "Это   содержание  сознания   состоит
первоначально  из ощущений, которыми душа рефлекторно реагирует на состояние
движений своего высшего мозгового  центра, но  которые не имеют ни малейшего
сходства с молекулярными состояниями движения, их вызывающими".
     Тот,  кто  продумает  совершенно  до  конца  этот  ход  мыслей,  должен
согласиться,  что  если бы он был  верен, то в содержании нашего сознания не
заключалось  бы  ни  малейшего  остатка  того,  что  можно  назвать  внешним
существованием.
     Гартман присоединяет  к физическим и физиологическим доводам против так
называемого  "наивного реализма" еще такие, которые он называет философскими
в  собственном  смысле этого слова. При логическом  обозревании обоих первых
доводов мы замечаем,  что мы  можем прийти,  в сущности говоря, к указанному
результату только тогда, если  мы будем  исходить из существования  и  связи
внешних  вещей, как их принимает  наивное  сознание, и затем исследуем,  как
может этот внешний мир при нашей  организации вступать в наше  сознание.  Мы
видели,  что всякий  след  такого внешнего мира теряется для  нас на пути от
чувственного впечатления  до вступления  в сознание,  и в  этом последнем не
остается ничего,  кроме наших  представлений. Мы должны поэтому принять, что
тот образ внешнего мира, который мы имеем в действительности, строится душой
на  основании  материала ощущений.  Сначала  из  ощущений  чувств  зрения  и
осязания  конструируется  пространственный  образ  мира,  в   который  затем
включаются ощущения остальных чувств. Если мы

     видим себя вынужденными мыслить известный  комплекс ощущений как  нечто
связанное, то  мы приходим к понятию  субстанции, которую  мы рассматриваем,
как их носительницу.  Если мы замечаем, что в какой-нибудь  субстанции  одни
качества ощущений исчезают, а другие снова появляются, то мы приписываем это
регулируемой законом причинности смене в мире явлений.  Так,  согласно этому
пониманию,  весь  наш  образ  мира  слагается  из  субъективного  содержания
ощущений,  регулируемого  нашей собственной  душевной деятельностью. Гартман
говорит: "Воспринимаемое субъектом всегда только модификации его собственных
психических состояний и ничто другое"29.
     Теперь  спросим  себя: каким  образом  приходим  мы к такому убеждению?
Схема пройденного  хода мысли следующая: если существует внешний мир, то  он
воспринимается  не   как   таковой,   но   преобразуется,  благодаря   нашей
организации,  в  мир  представлений.  Мы имеем  здесь дело  с  предпосылкой,
которая.  будучи последовательно развита, упраздняет самое себя. Но способен
ли  этот  ход   мысли  обосновать   какое-нибудь  убеждение?  Вправе  ли  мы
рассматривать   данный   нам   образ   мира   как   субъективное  содержание
представлений  только потому, что к этому взгляду  приводит, если его строго
продумать, допущение наивного сознания? Ведь наша цель в  том и заключается,
чтобы доказать недействительность самого этого допущения. Тогда оказалось бы