"я".  Если  называть  этот данный  мир  опытом,  как это делает  Фолькельт и
другие,  то  нужно  сказать:  наука  восполняет   образ  мира,   являющийся,
вследствие устройства нашего  сознания, в субъективной  форме как  опыт,  до
того, что он есть по существу.
     Наша теория  познания дает  основу для в  истинном  смысле  этого слова
понимающего себя  идеализма.  Она  обосновывает  убеждение,  что  в мышлении
становится  доступной  нам сущность мира. Только через мышление  может  быть
раскрыто отношение частей  содержания мира,  будет ли то отношение солнечной
теплоты  к  нагретому  камню или нашего "я"  -  к  внешнему  миру.  Только в
мышлении дан элемент, определяющий все вещи в их взаимных отношениях.
     Возражение, которое  еще могло бы  сделать кантианство,  заключается  в
том, что охарактеризованное выше определение существа  данного будет таковым
только  для  "я".  На  это  мы  должны возразить  в  духе  нашего  основного
понимания,  что  и  расщепление "я" и внешнего мира  постоянно  также лишь в
пределах данного, что, таким образом, это "для я" не имеет никакого значения
по отношению  к  мыслительному рассмотрению, соединяющему все  противоречия.
"Я", как  нечто  отделенное от  внешнего мира, всецело тонет  в мыслительном
рассмотрении мира; таким образом,  нет  более  никакого  смысла говорить  об
определениях только для "я".

     7 Теоретико-познавательное заключение
     Мы   обосновали  теорию   познания   как  науку   о   значении  всякого
человеческого знания. Только через нее  получаем мы разъяснение об отношении
содержания отдельных  наук  к миру. Она делает для  нас возможным  с помощью
наук прийти  к миросозерцанию.  Положительное знание  приобретаем  мы  через
отдельные познания; ценность же знания для  действительности мы узнаем через
теорию   познания.  Благодаря  тому,  что  мы  строго  придерживались  этого
основного  положения  и  не  воспользовались в  наших рассуждениях  никакими
обособленными  знаниями,  мы  преодолели  все  односторонние  мировоззрения.
Односторонность появляется  обыкновенно  потому,  что  исследование,  вместо
того, чтобы  заниматься самим  процессом  познания,  сейчас же приступает  к
каким-нибудь  объектам  этого  процесса. После  наших разъяснений  догматизм
должен  отказаться,  как от основного принципа, от  своей  "вещи  в себе", а
субъективный идеализм - от своего "я", так как они по своему взаимоотношению
существенно  определяются  лишь  в  мышлении.  "Вещь в себе"  и  "я"  нельзя
определить путем вывода одного из другого,  но оба должны быть определены из
мышления сообразно их характеру и отношению. Скептицизм должен оставить свое
сомнение в возможности познания  мира, так как относительно  "данного" не  в
чем  сомневаться,  ибо  оно  еще  не  затронуто  никакими  дарованными через
познание  предикатами.  Но  если  бы   скептицизм  захотел  утверждать,  что
мыслительное познавание никогда не может подойти к  вещам,  то он мог бы это
сделать только  через  само  мыслительное соображение,  чем  он,  однако,  и
опровергает сам себя. Ибо кто хочет через мышление обосновать сомнение,  тот
implicite признает за  мышлением достаточную  силу убеждения. Наконец,  наша
теория  познания  преодолевает   односторонний  эмпиризм,  и   односторонний
рационализм тем, что соединяет оба на  более высокой ступени. Таким образом,
она отдает  должное  обоим. Эмпирику  мы отдаем должное, показывая,  что  по
содержанию   все   познания   о  данном  могут   быть  достигнуты  только  в
непосредственном соприкосновении с самим данным.  Рационалист также  находит
должное себе в наших разъяснениях, так как мы объявляем мышление необходимым
и единственным посредником познания.
     Ближе  всего  наше  мировоззрение, как  мы  его теоретико-познавательно
обосновали, соприкасается с  мировоззрением А.  Е. Бидер-мана45. Но Бидерман
пользуется  для  обоснования  своей точки зрения  утверждениями,  совершенно
неуместными  в   теории  познания.  Так,  он   оперирует   понятиями  бытия,
субстанции,  пространства, времени  и  т.  д., не исследовав  предварительно
самый  процесс  познания.  Вместо  того,  чтобы  установить, что в  процессе
познания находятся прежде всего только  два элемента:  данное и мышление, он
говорит об образах бытия действительности.  Так, например, он говорит в §15:
"Во всяком содержании сознания содержатся  два основных факта: 1. Нам дано в
нем  двоякое  бытие,  каковую  противоположность  бытия  мы  обозначаем  как
чувственное и духовное, вещественное и идеальное  бытие". И  в §19: "То, что
имеет пространственно-"временное  бытие, существует, как нечто материальное;
то, что  есть  основа  всего процесса  бытия  и  субъект  жизни,  существует
идеально, оно реально,  как  идеально-сущее". Такие  соображения неуместны в
теории познания, они уместны в  метафизике,  которая  только  еще может быть
обоснована с помощью теории познания.

     45 Смотри  A.  E.  Biedermann,  Christliche  Dogmatik.  2  Aufl. Berlin
1884/5.  Теоретико-познавательные  исследования  в   I  томе.  Исчерпывающее
разъяснение об этой точке зрения дал  Эдуард фон Гартман  (смотри "Kritische
Wanderungen durch die Philosophie der Gegenwart" P. 200 fT).


     Необходимо  признать, что  утверждения  Бидермана во  многом  сходны  с
нашими; но наш метод совершенно не  соприкасается с его. Поэтому мы нигде не
нашли повода непосредственно ссылаться на него. Бидер-ман пытается с помощью
некоторых   метафизических  аксиом   добыть  теоретико-познавательную  точку
зрения;  мы пытаемся через рассмотрение процесса познания прийти к воззрению
на действительность.