|
расхохотался.
- Штучки с бедностью мне уже надоели! - заверил он свою жертву
саркастическим тоном. - Но у последнего нищего, которого я остановил, в сапоге
оказалась сотня золотых. Так что раздевайся, да поскорее! Когда монах разделся,
вор обшарил его одежду, ничего не нашел и возвратил ее.
- Теперь, - продолжал он, - посмотрим, что в этом пакете.
- Это только документ, сударь, - запротестовал монах, - документ, не
имеющий никакой ценности ни для кого, кроме его владельца.
- Разверни пакет, тебе говорят!
Брат Фрэнсис повиновался, не говоря ни слова, и украшения пергамента
засверкали на солнце. Вор восхищенно присвистнул.
- Красота! До чего же моя жена будет довольна, если повесит это на
стене в нашей комнате!
При этих словах бедный монах почувствовал, что сердце у него упало, и
забормотал молитву: "Если Т ы послал его, чтобы испытать меня, Господи, молю
Тебя от всей души, дай мне, по крайней мере, смелость, чтобы умереть как
мужчина, потому что если назначено, чтобы он отнял у меня это, то отнимет он
только у трупа Твоего недостойного слуги!"
- Заверни! - приказал разбойник, уже принявший решение.
- Я вас прошу, сударь, - застонал брат Фрэнсис, - вы не захотите
лишить бедного человека работы, на которую он положил всю жизнь! Я украшал эту
рукопись пятнадцать лет и...
- Что? - прервал вор. - Ты сделал это сам? И он даже завопил,
надрываясь от смеха. - Пятнадцать лет! - восклицал он между взрывами хохота. -
Но зачем, я тебя спрашиваю? Ради куска бумаги - пятнадцать лет! Ха-ха-ха!
Схватив обеими руками разукрашенный лист, он хотел было его разорвать,
но брат Фрэнсис упал на колени среди дороги.
- Иисус, Мария, Иосиф! - воскликнул он. - Заклинаю вас, сударь, во имя
Неба! Разбойник, казалось, был немного польщен; бросив пергамент на землю, он
спросил с усмешкой: - Ты готов драться за этот клочок бумаги?
- Если хотите, сударь! Я сделаю все, что вы захотите.
Оба приготовились. Монах быстро перекрестился и призвал на помощь
Небеса; при этом он вспомнил, что борьба когда-то была спортом, разрешенным
Богом, - и ринулся в бой.
Через три минуты он лежал на острых камнях, коловших ему позвоночник,
полузадушенный, под горой твердых мускулов.
- Ну вот! - самодовольно сказал вор и взял пергамент.
Но монах ползал на коленях, молитвенно сложив руки и оглушая его своей
отчаянной мольбой.
- Честное слово, - издевался вор, - ты поцелуешь мои сапоги, если я от
тебя этого потребую, чтобы вернуть свою икону!
Вместо ответа брат Фрэнсис ухватил его за ноги и стал с жаром целовать
сапоги победителя.
Это было уж слишком даже для закоренелого негодяя. С проклятием вор
бросил рукопись на землю, вскочил на осла и удалился. Фрэнсис подскочил к
драгоценному документу и подобрал его, потом засеменил вслед за вором, призывая
на него все благословения Неба и благодаря Господа за то, что он создал таких
бескорыстных воров...
Однако, когда вор на осле исчез за деревьями, монах с грустью
задумался: зачем он и в самом деле посвятил пятнадцать лет жизни этому куску
пергамента? Слова вора еще звучали у него в ушах: "Зачем, я тебя спрашиваю?" Да
и в самом деле - зачем, по какой причине? Брат Фрэнсис вновь пустился в путь
пешком, задумавшись, склонив голову под капюшоном... В какой-то момент ему даже
пришла в голову мысль бросить документ в кусты и оставить там под дождем... Но
отец-аббат одобрил его решение передать пергамент властям Нового Ватикана в
качестве подарка. Монах подумал, что не сможет прийти туда с пустыми руками, и,
успокоившись, продолжил свой путь.
* * *
Час настал. Затерянный в огромной и величественной базилике, брат
Фрэнсис углубился в покоренную магию красок и звуков. Когда упомянули святой и
непогрешимый Дух, символ всякого совершенства, один из епископов поднялся - это
был преосвященный Ди Симоне, адвокат святого, как заметил монах - и обратил
молитву к святому Петру, прося его высказаться устами его святейшества Льва
XXII, одновременно повелев всем присутствующим внимать торжественным словам,
которые будут произнесены.
В этот момент папа встал и провозгласил, что впредь и отныне Айзек
Эдвард Лейбович является святым. Все было кончено. Теперь безвестный техник
прошлых времен становился частью небесной фаланги. Брат Фрэнсис тотчас же
обратил молитву к своему патрону, в то время как хор запел "Те деум".
Вскоре князь церкви, двигаясь быстрым шагом, так неожиданно появился в
зале аудиенций, где ожидал наш монашек, что у брата Фрэнсиса от удивления
перехватило дыхание и он на мгновение лишился дара речи. Поспешно встав на
колени, чтобы получить благословение святого отца и облобызать кольцо Грешника,
он затем неловко выпрямился - ему мешал прекрасный разукрашенный пергамент,
который он держал сзади за спиной. Поняв причину его стеснительности, папа
улыбнулся.
- Наш сын принес нам подарок? - спросил он. У монаха запершило в
горле; он с глупым видом втянул голову в плечи и наконец протянул свою рукопись,
|
|