уничтожение программы подсознания или объекта (сюжета) внутреннего мира, чему 
обычно сопутствует траур, более или менее длительный в зависимости от важности 
ушедшего объекта (программы). Траур это тоже одно из ключевых слов восьмого 
дома, символ его завершающей фазы, когда объекта уже почти что нет, и остаются 
лишь незначительные связи породившей его идеи (так сказать, ноумена) со средой, 
которые необходимо разрушить.
Восьмой дом это точка в конце пути, но она должна быть поставлена, и порой 
достаточно жирно, иначе пробел превращается в запятую и странствия объекта 
продолжаются, хотя радости это никому уже не приносит и лишь отравляет 
окружающую среду. Одним из проявлений ложной жалости (в первую очередь, к 
самому себе) является попытка гальванизировать труп уже умершей программы 
подсознания или жизненного сюжета, когда-то радовавшего человека, а теперь 
основательно им изжитого. Восьмой дом дает возможность человеку жить дальше, 
какие бы страшные события ни случались в его жизни: он дает даже не забывание, 
а нечто существенно более сильное: (субъективный) переход в качественно иную, 
чем прежде, реальность, довольно слабо связанную с исходной. Забыть это значит 
вытеснить в подсознание, сохранив там в виде частью законсервированного, а 
частью бесконтрольно активного агента; похоронить же означает перейти (и 
сознательно, и подсознательно) в реальность, где объекта не только нет, но и 
практически никогда не было - так современный человек, не увлекающийся историей,
 может спутать географию войн Ганнибала и Александра Македонского.
Восьмой дом это репетиция смерти и посмертного странствия души, и человек, 
проработавший его при жизни, встретит достаточно подготовленным и первое, и 
второе. Объект уходит, растворяясь в среде, но среда от этого делается 
качественно иной, сохраняя в диффузном виде всю информацию о его странствиях по 
ней.
Французская пословица гласит: уехать это всегда немножко умереть; применительно 
к восьмому дому можно сказать наоборот: похоронить всегда означает уехать; из 
мира, где был объект, в реальность, где его нет и воспоминания о нем не 
локализованы. Так человек слабо припоминает свою бабушку, умершую, когда внуку 
было четыре года и оставившую о себе смутную память в виде облака нежного 
внимания и необходимости вести себя потише - но почему, в связи с чем - в 
воспоминаниях теряется.
Поэтому пока воспоминания о прошлом живы, пока умершие или просто навсегда 
ушедшие из жизни люди и сюжеты остаются в нашей памяти в ярких, тревожащих душу 
подробностях и упорно не желают превращаться в зыбкий туман, прорастая травой 
забвения, можно быть уверенным, что действию восьмого дома соответствующие 
программы подсознания не подверглись; хорошо это или плохо, пусть судит сам 
человек, но не торопится при этом в своих выводах.
Трудности и препятствия. Проработка восьмого дома означает не столько умение 
вовремя поставить точку и закрыть тему (внешнюю или внутреннюю), сколько 
способность разрешить этим процессам произойти самим, когда придет их время 
(устанавливаемое Мировым Разумом, или, проще говоря, свойственное их природе), 
не препятствуя этому ни сознательно, ни подсознательно.
Препятствием для нормального протекания восьмого дома, например, в виде 
болезненного, но честного траура, часто служит нежелание человека окончательно 
расставаться с объектом - но не потому, что тот ему так уж нужен (обычно к 
моменту включения восьмого дома от объекта мало что остается), а по той причине,
 что человек к нему привык и не хочет оказываться в качественно новой 
реальности, где этого объекта нет и как бы и не было - по крайней мере, в 
сколько-нибудь существенном виде.
Рассказывают, что в Японии есть своеобразный обычай, малопонятный для западного 
миросозерцания, но весьма выпукло иллюстрирующий концепцию восьмого дома. 
Именно, человек, успешно сделавший карьеру и добившийся высокого социального и 
профессионального положения, внезапно меняет место жительства и начинает заново 
осваивать новую социальную среду и профессию, изменяя порой даже имя и 
тщательно скрывая прошлую жизнь, ее успехи и достижения.
Такой сугубо "восьмидомный" поступок эффективен, однако, при условии полной 
искренности человека, что позволяет ему погрузиться в новую реальность так, 
словно старой вовсе не было, или, точнее, она была, но принадлежала не ему, а 
хорошему знакомому, который позже куда-то делся... Тогда не только не останется 
сожалений и ностальгии по прошлому, но оно, преобразившись, изменит всю новую 
окружающую среду человека так, что ему будет в ней существенно легче, чем в 
начале жизни. Если же восьмой дом не был отработан полностью, старая реальность 
может отравить новую. Ниже приводится характерный пример: это джайновская 
история в изложении Раджниша ("Корни и крылья", беседа 3).
Один из учеников Махавиры, по имени Прасанначандра, когда-то был королем; он 
происходил из касты кшатриев (воинов), но оставил свое королевство и, забыв 
воинское искусство, стал аскетом.
Однажды к пещере, где он, будучи совершенно голым, безмятежно и блаженно стоял, 
подошли несколько человек из его бывшего окружения и стали сплетничать о 
положении дел в его стране. Один из них сказал: "Этот дурень отказался от всего,
 а министр, которому он поручил управлять королевством, ворует. Когда его сын 
подрастет и станет королем, от королевства ничего не останется." Услышав это, 
Прасанначандра в гневе выхватил воображаемый меч и закричал: "Я все еще жив. 
Что себе думает этот министр? Вот сейчас пойду и отрублю ему голову!" Махавира 
впоследствии заметил, что если бы Прасанначандра в тот момент умер, он попал бы 
в седьмой (то есть наихудший) ад.
Распадающийся объект порой воспринимается как зло; и корни его нередко глубоки 
и разветвлены. Девятый дом означает расчленение зла на части и выдергивание его