ножеством поэтов, пыльном, зато по-южному хлебосольном 
городе. Мать зарабатывала на жизнь шитьём, и маленькому Роберту приходилось 
развлекать себя самому. В умелых руках и бумага с острыми ножницами способна 
сотворить настоящие чудеса. У мальчика достаточно рано проявились 
художественные способности, и он, ещё не умея писать, читать и рисовать, уже 
лихо вырезал ножницами из листов бумаги силуэты людей, ветряные мельницы, 
лошадей с телегами и пароходы.
Учиться юному Граббе не хотелось. Разве только рисовать. Интереснее бегать на 
пляжи купаться, кататься на трамваях, шнырять в пёстрой толпе на шумной 
одесской толкучке, которую прозвали Тулоном, или ловить певчих птиц. Слушать их 
трели Роберт был большим охотником. Страсть к певчим птицам свела его с Эдиком 
Дзюбиным — они вместе жили на Степовой улице. Эдик был старше на восемь лет и 
тайком пописывал стихи, но дружбе мальчиков это совсем не мешало. Прошло много 
лет, и Дзюбин взял себе красивый, звучный псевдоним Багрицкий.
Вскоре началась Первая мировая война, но особого впечатления на одесситов она 
не произвела, — госпитали, солдаты, дымы военных кораблей на рейде. Зато 
революция и Гражданская война оставили сильные впечатления и незабываемые 
воспоминания — только попытка большевиков создать из одесских налётчиков и 
бандитов воинскую часть и отправить её на фронт осталась в памяти одесситов 
навечно. В этом городе очень уважали шутников, но додуматься до такого!
Большевистские власти и не думали шутить — совсем ещё юному Граббе это дали 
понять очень хорошо. Его мобилизовали в Латышскую Отдельную бронебригаду, 
которая срочно выступала на фронт против частей генерала Деникина: большевики 
затыкали расползавшиеся на части фронты чем и кем угодно, даже безусыми, не 
нюхавшими пороху мальчишками.
— Смерть Деникину! — кричали с перрона люди в кожанках с красными бантами.
Смерть подошла не к генералу Деникину, а к Роберту возле станции Жмеринка. 
Офицерские полки, прошедшие горнило Первой мировой, в клочья разнесли эшелон 
одесских латышей вместе с ни разу не стрельнувшими бронемашинами. Умирать во 
цвете лет Роберту не хотелось, и он пешком отправился домой — без документов, 
без хлеба, без оружия и без надежды на лучшее будущее. Странно, но парень 
дошёл!
— Уезжай отсюда, — сказал ему повидавший жизнь сосед. — Тебя как дезертира враз 
шлёпнут. Я слыхал, есть в Питере художественная академия, где учат рисовать. У 
тебя талант, парень, непременно возьмут. Хочешь, договорюсь со знакомым 
машинистом на паровозе?
Рисовать Роберт хотел и страстно не хотел воевать. Со многими приключениями 
Граббе сумел добраться до холодного и голодного Петербурга и выдержал экзамены 
в Академию художеств. Получив диплом живописца, Роберт поддался уговорам 
приятеля и уехал в ставшую самостоятельной Латвию. Однако жизнь там оказалась 
не райской и на него часто смотрели косо, как на выходца из Советской России. 
Взвесив все «за» и «против», Граббе решил вернуться — ну их, господ 
соплеменников, с их мелким национализмом.
«КАЗБЕК»
Как Граббе вновь очутился в СССР, история умалчивает. Теперь Роберт решил 
обосноваться в Москве. По счастливой случайности, он встретил в столице Эдика 
Дзюбина, ставшего поэтом Багрицким.
— Никому не рассказывай про Латвию и разгром эшелона, — посоветовал опытный 
приятель. — А я попробую тебе помочь.
И действительно помог. Граббе начал сотрудничать с издательством «Советский 
писатель», где оформлял и книги Багрицкого. Подрабатывал Граббе в театрах, 
делая уникальный грим, изготовлял теневые картины, писал полотна на продажу и 
жил в коммуналке. До войны его картины и рисунки дважды выставлялись за рубежом,
 в том числе в Нью-Йорке, но сам художник никуда не выезжал, кроме отдалённых 
уголков России, Кавказа, Средней Азии, Памира.
— Собираются выпускать новый сорт папирос, — сказал Граббе знакомый. — Уже 
табачную смесь для пробы самому Сталину приготовили. У меня есть связи в 
«Табактресте», могу тебя порекомендовать. Нарисуешь этикетку — получишь 
приличный гонорар.
В «Табактресте» Граббе приняли вежливо и немного насторожённо. Конечно, сыграла 
роль рекомендация знакомого и то, что художник работал не где-нибудь, а в 
солидном издательстве «Советский писатель».
— Этикетка должна быть особенная, — со значением сказал человек в штатском. Для 
себя Граббе определил: этот чин из НКВД. — Коробка папирос должна напоминать о 
родине нашего любимого вождя товарища Сталина. Понимаете, какая на вас ложится 
ответственность?
— Да, — уныло кивнул Граббе.
Он, возможно, был не рад, что ввязался в попахивающую политикой историю, да в 
голове уже возник силуэт стремительно летящего среди заснеженных гор всадника в 
лохматой папахе. Эх, была не была! Для эскиза этикетки Граббе решил 
использовать принцип теневой картины. На заднем фоне — подпирающие заснеженными 
вершинами небо Кавказские горы и пронзительно чистый, до синевы, воздух. А 
впереди летит на горячем коне всадник. Но на картинке только его угольно-чёрный 
силуэт. Не мешкая, художник принялся за работу.
Вскоре Граббе понёс эскиз в «Табактрест». Там работу взяли и велели прийти 
через несколько дней. Возможно, набросок возили показывать высо