азад в пределы третьего бейзмена. Далее, не 
тратя попусту времени на тщательное обследование мяча, он выстреливал его 
первому, совместно со всеми камешками, пылинками и травинками, которые замела в 
своем движении его массивная ладонь, и первый бейзмен выхватывал мяч из 
налетавшего на него облака. Много раз Вагнер выстреливал свой залп, стоя на 
коленях или сидя на пятой точке.
 Уступая в жесткости своему сопернику в борьбе за титул «Величайшего игрока в 
мяч» Таю Коббу, Вагнер получил возможность встретиться с Коббом лицом к лицу в 
мировой серии 1909 года. История повествует, что, когда Кобб добрался до первой 
базы во второй игре серии, он встал там и крикнул, поднеся ладони ко рту: «Эй, 
колбасник, перехожу к следующей подаче». Отлично владевший английским языком 
Вагнер промолчал. Но он ждал. И действительно, с первого питча Кобб отправился 
на второй. Добравшись до базы во встопорщенном состоянии, Кобб обнаружил там 
Вагнера (и мяч), дожидавшегося его. Тут Вагнер, нисколько не смущаясь, послал 
мяч прямо в рот Кобба, укротив «Тигра» и разбив ему губу.
 Правда, этого никогда не было. Но «сказочку» рассказывали и передавали дальше, 
пока наконец она не сделалась составной частью Вагнерианы. А наука сия говорит 
об Онусе Вагнере как об одной из наиболее баснословных персон первого 
десятилетия двадцатого столетия. Названный легендарным менеджером Джоном Макгро 
«величайшим игроком двадцатого века» и удостоившийся от Эда Барроу, человека, 
сделавшего Бейба Рата аутфилдером, звания «самого великого среди всех игроков», 
он прошел в Зал бейсбольной славы по первому разряду – как раз следом за Таем 
Коббом. И когда Онус Вагнер ступил на этот мало кому доступный остров величия, 
ноги его остались какими были, но подвиги стали неисчислимыми.




 БЕН ХОГАН
  (1912—1997) 


 Уильям Бен Хоган вырос в месте, весьма удаленном от тех площадок, которыми 
большинство великих гольферов пользуются с первых своих дней, поскольку Дублин, 
Техас, был весьма удален от Огасты, Мериона и Окленда, где он заслужит свою 
славу. Не располагая полем для гольфа на окраине своего крошечного поселка, 
населенного всего двадцатью пятью сотнями жителей, не имея и папаши-гольфиста, 
который мог бы научить его тонкостям игры, Хоган – если прилагать к нему 
обыкновенные мерки – в лучшем случае должен был потратить бездну времени, чтобы 
стать великим игроком. Но он посрамил мирскую мудрость, приступив к процессу 
превращения в великого гольфера с суровой и бульдожьей решимостью.
 После смерти отца Бена Хоганы перебрались на новое место – в расположенный в 
тридцати милях к северо-западу Форт-Уэрт, где юный Бен продавал газеты, чтобы 
помочь семье. А потом, в возрасте двенадцати лет, он обнаружил, что кадди – тем,
 кто носит или возит за гольфистами клюшки, – платят больше, чем разносчикам 
газет. И молодой человек принял самое важное решение в своей жизни: он сделался 
кадди в сельском клубе «Глен Гарден».
 Почти с самого первого дня этот маленький кадди, сгибаясь под внушительных 
размеров сумкой с принадлежностями для гольфа, сумел заметить нечто особенное в 
заворожившей его игре. И он начал воспринимать гольф серьезно. Он следил за 
движениями тех, кому прислуживал, сравнивал свой замах новичка с жестами 
мастеров и конечно же копировал их на лужайке перед домом – «пока от лужайки 
ничего не осталось» – и во всех прочих местах, проделывая все это с 
сознательным рвением, пока наконец не начал приобретать вид гольфера, даже 
изменив при этом хватку с природной левосторонней на праворукую.
 Но одного вида было мало, чтобы произвести впечатление на членов «Глен Гарден»,
 хотя на удивление всех он боролся в финале ежегодного Рождественского турнира 
за первое место с другим кадди, Байроном Нельсоном. Не способствовал тому и 
внешний вид, не рассчитанный на то, чтобы потрясать зрение других людей – всего 
170 см и 60 кг, – подобного гольфиста можно было бы уподобить дистрофику, во 
всяком случае со стороны его было трудно заметить.
 В зрелом возрасте, девятнадцати лет, являясь обладателем хука левой, 
достойного самого Джо Луиса, но никак не гольфера, Хоган сделался 
профессионалом. Успехи на зеленой тропе приходили к нему нечасто и вообще с 
большими перерывами – так, в 1936-м он попал в Открытый чемпионат США, но не 
набрал в двух первых кругах достаточно очков, чтобы «пробиться наверх» – и 
успехов этих не хватало, чтобы заработать себе на приличную жизнь. Наконец он 
прошел 36 лунок в Открытом чемпионате 1939 года, но финишировал шестьдесят 
вторым, отстав на целых двадцать четыре удара от победителя.
 Добиваясь совершенства, никогда не довольный собой Хоган проводил тысячи часов 
на тренировочной площадке и в комнате гостиницы, отрабатывая удар. И дожидаясь, 
пока изменится вращение колеса судьбы. Решимость и постоянные тренировки начали 
приносить победы этому относительному новичку, которому пришлось потратить 
столько времени на свой приход. К 1940-му его заработок уже был наивысшим в 
туре.
 Его упругая сила скоро стала очевидной всем участникам тура. Во время мирового 
парного чемпионата 1941 года Хоган был сведен в пару с ветераном Джином 
Сараценом. Во время перерыва между играми Сарацен отыскал журналиста Грантленда 
Райса и сказал: «Знаешь что? Я только что имел дело с самым упорным гольфистом. 
Я думал, что к этому сорту принадлежу я сам, Боб Джонс и Хаген. Это не так. Мне 
довелось сыграть с ним сегодня». С