гой остановил свое движение по полю, описал 
пируэт и, напрягая все фибры своего существа, скорее выпустил из рук чем бросил 
мяч, потеряв при этом и равновесие и бейсболку. Мяч пропорхнул назад до края 
инфилда, титанический бросок оказался под стать столь же титаническому удару 
Вертца.
 Перехват Мейза – впоследствии известный как «тот Перехват» – и бросок решили 
исход игры, если не всей серии. Забудем о пробежке на базу Дисти Родса и четыре 
игры «Индейцев» с «Джайентс». Но если почести остались за «Джайентс», вся слава 
– и тогда и после – выпала на долю Мейза.
 Слава Вилли Мейза росла, поддерживаемая почтительными анекдотами, 
раскрашиваемыми подробностями и перекраивавшимися в соответствии со вкусами 
рассказчика. Они рассказывали о «броске», «перехвате», «баскетбольных поимках 
мяча», отыгранных базах, громких ударах и подачах навылет. И все они, конечно, 
исходили от Вилли, они как бы выбегали из-под его бейсболки, словно бы ее сшили 
на размер меньше, чем надо, как и было на самом деле.
 Возможно, именно поэтому один из самых великих фанов «Джайентс» всех времен, 
Таллалах Бэнкхед, некогда сказал: «В мире было только два гения – Шекспир и 
Вилли Мейз». И что бы ни рассказывали и ни повторяли люди, все их слова 
позволяют прийти к единственному заключению: человек, известный под именем 
Вилли Мейз, был красив. А еще он оставался вечным мальчишкой.




 МОХАММЕД АЛИ
  (родился в 1942 г.) 


 Отчасти шоумен, отчасти менеджер, а в целом чемпион, Мохаммед Али был в боксе 
– нет, точнее в мире – чем-то вроде Гаммельнского Крысолова, всегда 
возглавлявшего собственное шествие во главе отряда поклонников, и так было и в 
шестидесятых, и в семидесятых годах.
 Появившись на сцене в ту пору, когда о чемпионатах мира в тяжелом весе – да, 
пожалуй, и обо всем боксе – услыхать можно было нечасто, этот юноша, звавшийся 
Кассиусом Марцеллусом Клеем первую половину своей жизни, доказал, что обаяние 
впечатляет не менее, чем талант, всего за какие-то три года став самой 
знаменитой и яркой фигурой в мире спорта. Он выхаживал с видом карнавального 
актера и считал славу своей собственностью до такой степени, что сам присвоил 
себе титул «Величайшего», который многие готовы были отдать этому бойцу после 
двух кряду побед над, казалось бы, непобедимым Сонни Листоном.
 Добавляя словесные выпады к удивительной быстроте на ринге, Али внес в бокс 
некую театральную нотку, и от его «трепотни» головы противников кружились не 
хуже, чем от ударов.
 Али начал предсказывать исходы своих боев, посмотрев «Великолепного Джорджа».
 «Я просто слышу, как этот белый парень говорит: "Я – величайший борец мира. 
Меня нельзя победить. Я – величайший! Я – король! Если этот молокосос сумеет 
вздуть меня, улетаю следующим самолетом в Россию. Меня нельзя победить. Я – 
самый красивый. Я – величайший!" Когда он появляется на ринге, все начинают 
вопить от злости. О да, все просто вопят против него. И я тоже был в бешенстве. 
Я огляделся и увидел, что все вокруг тоже в бешенстве». Али осенила идея. «Я 
увидел вокруг пятнадцать тысяч людей, которые ждут, что этого парня отлупят. И 
этого он добился собственным языком. Тут я сказал, что это действительно 
хоороооошая идея!»
 И тогда молодой боксер начал горячить себя словами, предсказывая, в каком 
точно раунде он разделается со своим следующим противником: «Арчи [19] 
нагуливал тут бока / я намереваюсь отправить его на пенсию / когда вы, ребята, 
придете на бой, не застревайте в дверях и проходах / потому что всем вам 
придется идти домой после четвертого раунда».
 Подобной бравады привыкшие к предматчевой похвальбе болельщики еще не слыхали. 
И они валили в зал толпами, чтобы увидеть собственными глазами, как наглеца 
отделают. Но, увы, сценарий повторялся раз за разом: после названного заранее 
числа раундов он укладывал своего противника «на отдых», а сам оставался 
красоваться на ринге, пока болельщики изливали свой пыл.
 У всего было свое название или смысл, противники его носили клички «медведь» 
(Листон), «мумия» (Джордж Формен), «прачка» (Джордж Чувало) и «кролик» (Флойд 
Паттерсон); собственные его маневры имели имена «шарканье Али», «греби-дозу» и 
«якорем по башке». Все они вошли в лексикон благородной кулачной забавы.
 Али прославился удивительно меткими фразами. Леона Спинкса он назвал настолько 
уродливым, что «когда на щеку его выбегает слеза, она тут же пугается и 
поворачивает обратно». Когда кто-то спросил, не боится ли он Сонни Листона, Али 
ответил: «Слушай, черный парень пугает белого много больше, чем черный черного».

 Однако именно одно из этих острых словечек ударило по нему самому и лишило 
«Величайшего» почти трех лет карьеры, причем в то самое время, когда он 
находился на пике мастерства и славы. Ибо когда Али, он же рядовой призывник 
номер 15-47-42-127, получил категорию 1-А и журналисты спросили его мнение 
относительно местной Луисвиллской призывной службы, он ответил им: «Я не в 
ссоре с Вьетконгом». Эта фраза и основанное на религиозных соображениях 
нежелание присутствовать при собственном призыве во время войны во Вьетнаме 
предоставили местным Бэббиттам [20] , ведавшим боксерскими организациями, 
достаточно топлива, чтобы разжечь