том, но победишь всех длинных ребят». А 
потом Оуэнс передал молодому человеку, который в свое время сделается столь же 
легендарным спортсменом, как и он сам, некогда полученный совет: «Преданность 
делу приносит свою награду».
 Молодой Карл был наделен «преданностью делу», но роста ему все же не хватало, 
и он оставался «малышом» до пятнадцати лет. А потом начал расти, да так быстро, 
что ему пришлось один месяц даже ходить с костылями, чтобы организм сумел 
приноровиться к столь внушительной прибавке в росте. Когда его организм достиг 
«взрослого» роста, мастерство его выросло не пропорционально, а по экспоненте, 
и скоро он начал регулярно побеждать «рослых ребят», причем результат его в 
прыжке в длину к моменту окончания школы составил 26 футов 8 дюймов (8,12 м).
 Имея такие внушительные таланты, молодой человек перекочевал в Хьюстонский 
университет, где дарования его подверглись шлифовке у тренера Тома Теллеца. Тот 
охарактеризовал способности своего ученика как «феноменальные», и в порядке 
доказательства Льюис, еще находившийся совсем в юных годах, восемнадцатилетним 
попал в олимпийскую команду, готовившуюся к Играм 1980 года сразу по двум 
дисциплинам: прыжкам в длину и эстафете 4x100 метров. Однако Московская 
Олимпиада для Америки не состоялась по политическим мотивам, США бойкотировали 
московские Олимпийские игры из-за вторжения советских войск в Афганистан.
 Обнаружив, что интернациональная арена закрыта, Льюис обратился к национальной.
 К 1981-му он сделался первым номером в беге на 100 метров и прыжках в длину. В 
1983 году на чемпионате США он победил на дистанциях 100 и 200 метров и в 
прыжках в длину, причем тройной победы в этих видах не одерживал никто с 
1886-го. А два месяца спустя он завоевал три золотые медали на состоявшемся в 
Хельсинки чемпионате мира. Но эти результаты были только прелюдией к 
Олимпийским играм 1984 года. Также искалеченные отсутствием атлетов из СССР и 
восточноевропейских стран Игры в Лос-Анджелесе сделались праздником 
американского патриотизма, и весь блеск и помпа должны были продемонстрировать 
миру Америку во всей ее патриотической красе. Внешняя показуха, демонстрация 
прелестей американизма затмили спортивное значение соревнований. Но и Карл 
Льюис был захвачен общим порывом.
 Имея возможность посягнуть на четыре золотые медали, как и Джесси Оуэнс на 
Берлинской Олимпиаде 1936 года, Льюис начал свой золотой штурм с дистанции 100 
метров. Отстав поначалу в финале от Сэма Крэдди и Бена Джонсона, Льюис 
ускорился и к отметке 80 метров опередил обоих соперников так, как если бы они 
стояли на месте, скорость его на линии финиша составила 45 км/час, а соперников 
он опередил на целых восемь футов, чего еще не бывало в олимпийской истории.
 Следующим видом стали прыжки в длину, где он имел подавляющее преимущество. 
Став точно в 168 футах от толчковой планки, Льюис застыл ненадолго, а потом 
опустил голову и бросился бежать по дорожке, энергично толкаясь ногами, 
напрягая руки и разрубая перпендикулярно поставленным телом воздух. Накатив на 
доску со скоростью 37 км/час, он оторвался под прямым углом и, подобно некоему 
бескрылому Икару, полетел, два раза передернув в полете ногами. Удовлетворенный 
своей второй попыткой (854 см) с попутным ветром, Льюис опустился на траву, 
чтобы обдумать, каким образом лучше использовать предстоявшие ему пять забегов 
и оставшиеся четыре прыжковые попытки.
 Однако пресыщенная толпа не поняла принятое Льюисом решение сэкономить силы 
для двух последующих состязаний. Им было ясно: он не хочет бороться, что столь 
же непристойно на поле, как и громкая отрыжка в церкви. Недолго поелозив на 
своих местах и обнаружив, что сказка не хочет завершаться так, как принято в 
Голливуде, они разразились свистом в адрес спортсмена.
 Откровенно говоря, на свете существует очень немного людей, понимающих по 
собственному опыту, насколько сложно участвовать в соревнованиях мирового 
класса сразу в беге и прыжках в длину. Льюис же превосходно умел жонглировать 
своими приоритетами, не сталкивая их. Но хотя он и оказался прав, что 
подтвердили и его победа в прыжках в длину с преимуществом почти в фут, и 
третья и четвертая золотые медали, выигранные после отдыха в прыжках, Эй-Би-Си 
даже не потрудилось показать в прямой трансляции его четвертую олимпийскую 
победу.
 Победив в 1983-м на двухсотметровке, Льюис, которого никогда нельзя было 
обвинить в излишней скромности, назвал свою победу «глазурью на пироге». Когда 
он начал ликовать на дистанции еще до финиша в соревнованиях на первенство США, 
его стали укорять за желание «покрасоваться перед партнерами». Даже Эдвин Мозес,
 патриарх спорта, сказал: «По-моему, Карл слишком выпячивается. Немного 
скромности не повредит». Слышались и другие голоса: он позер и тщеславный 
кривляка. Он пижон. Он побеждает слишком легко, без напряжения, даже деланой 
скромности. Другие указывали на прочие его недостатки, намекая, что Карл, 
дескать, наркоман или того хуже.
 Но даже эти критики вынуждены были признать: он был не таким, как все. На него 
со всех сторон обрушивались мнения, причем разные, о его разминочном в обтяжку 
костюме и так далее до его причесок. Он постоянно искушал наполеонов 
легкоатлетического мира в еще неведомой им прежде манере, требуя деньги за 
выступление прежде, чем такая идея могла даже забрезжить в головах 
организаторов соревнований. Кроме того, полагая, что «успех всегда дается ему 
слишком легко», он обращался к самым различным областям человеческой 
деятельности, например дизайну и пению, и даже подумывал о том, чтобы играть в 
футбол. Не стоит ошибаться: Карл Льюис, безусловно, отличался от остальных 
людей и поступал так, как ему заблагорассудится. Однако Льюису можно простить 
его слабости, ведь он был всего лишь человеком. Правда, самым быстрым бегуном 
среди всех людей.
 При подготовке к летним Олимпийск