ный агент, виконт де Фонтрай был удостоен аудиенции у самого 
Филиппа IV, что должно было подчеркнуть значение, которое в Мадриде придают 
успеху заговора. После завершения всех формальностей Фонтрай отправился в 
обратный путь, увозя зашитый в камзоле экземпляр подписанного договора, 
ратифицированного Филиппом IV, и личное послание короля Испании Гастону 
Орлеанскому.
      Однако даже разослать копии договора заговорщикам, находившимся в тот 
момент в разных местах, оказалось делом весьма нелегким. Повсюду сновали шпионы 
кардинала, СенМар, например, подозревал аббата Ла Ривьера, доверенного 
советника Гастона Орлеанского. И не без основания –Ла Ривьер был агентом 
Ришелье. Пока искали способы пересылки договора, один экземпляр его очутился в 
руках кардинала!
      Остается тайной, каким образом разведка Ришелье добыла текст договора с 
Испанией. Исследователи три столетия никак не придут к согласию по этому 
вопросу.
      Некоторые историки даже полагают, что заговорщиков мог выдать сам глава 
испанского правительства, граф Оливарес, в обмен на определенные компенсации со 
стороны Ришелье.
      Так или иначе, к 11 июня Ришелье располагал достаточным числом 
доказательств, чтобы действовать против заговорщиков Людовик XIII узнал о 
заговоре в Нарбонне днем позже. Порядком расстроенный этой новостью, он 
приказал арестовать СенМара, де Ту и герцога Бульонского. Что касается Гастона 
Орлеанского, тому было обещано королевское прощение при условии, что он откроет 
все, что знает. К 7 июля он признал свое соучастие в заговоре, но всю вину за 
происшедшее возложил на СенМара. Фонтрай успел бежать за границу.
      Что же касается герцога Бульонского, то его спасла жена. Герцогиня довела 
до сведения Ришелье, что, если ее мужа казнят, она сдаст крепость Седан 
испанцам. Герцог был помилован.
      Следствие по делу СенМара шло своим ходом Главный обвиняемый отрицал 
намерение убить первого министра. Он настойчиво твердил, что никогда не пошел 
бы на это без приказа короля. СенМар даже рассказал о своих частых беседах с 
Людовиком XIII на эту тему. Но, конечно, самое тяжелое обвинение – это тайный 
сговор с врагом, причем с врагом, находящимся в состоянии войны с Францией. За 
одно только это полагается смертная казнь.
      Ришелье решил провести суд со всеми формальностями, предписанными законом.
 А это было совсем нелегким делом. Ведь разведка Ришелье добыла лишь копию 
секретного договора, заключенного заговорщиками с Испанией. Кто мог 
удостоверить аутентичность этого документа? Здесь Ришелье снова использовал 
предательство герцогов Орлеанского и Бульонского. Он потребовал и получил от 
них письменные заявления, подтверждающие соответствие копии оригиналу договора.
      Но и это было еще не все. Министр ясно дал понять канцлеру Сегье, 
руководившему процессом, что ожидает вынесения смертного приговора не только 
СенМару, но и его другу де Ту, которого считал более умным и, следовательно, 
более опасным врагом. Между тем не было никаких доказательств прямого участия 
де Ту в заговоре. Он, правда, ездил по поручению СенМара к герцогу Бульонскому,
 но еще до того, как заговор окончательно созрел. Герцог Бульонский показал, 
что его разговоры с де Ту касались лишь плана поездки Гастона Орлеанского в 
Седан. А брат короля даже засвидетельствовал, что де Ту не раз отговаривал 
СенМара от организации заговора. Чтобы выполнить приказ кардинала, Сегье и его 
коллегам не оставалось ничего другого, как сослаться на закон 1477 года, 
предусматривавший казнь за недонесение о готовящейся государственной измене. 
Этот закон с тех пор ни разу не применялся, и даже в комиссии, составленной 
Ришелье, трудно было рассчитывать на то, чтобы собрать большинство голосов в 
пользу смертного приговора.
      Тогда Ришелье предписал организовать провокацию. СенМару было объявлено, 
что де Ту дает против него показания. А вот если бывший фаворит сам признается 
во всем, он избежит пытки и смертной казни. После этого СенМар показал, что де 
Ту было известно об изменнических отношениях с Испанией. На очной ставке с 
СенМаром де Ту признал, что знал о договоре с Мадридом, но только после его 
заключения. Он добавил, что не говорил об этом в надежде спасти друга, ради 
которого готов пожертвовать жизнью. Комиссии ничего больше и не требовалось. 
Правда, несколько судей еще колебались. Если смертный приговор СенМару был 
вынесен единодушно, то в отношении де Ту голоса разделились. Тогда Сегье, чтобы 
покончить с нерешительностью некоторых членов комиссии, заявил: «Подумайте, 
господа, об упреках, которые посыплются на вас, если вы осудите фаворита короля 
и избавите от наказания вашего собрата, так как он облачен в такую же мантию, 
как ваша» (де Ту был парламентским советником). Оба обвиняемых были присуждены 
к обезглавливанию и конфискации имущества. Де Ту был приговорен одиннадцатью 
судьями из тринадцати, двое отказались послать его на смерть.
      В тот же день, 12 сентября 1642 года, они были доставлены в карете на 
ПласдеТерра, где при огромном скоплении народа были обезглавлены. Они 
мужественно приняли смерть, вызвав откровенную симпатию многотысячной толпы, из 
которой раздавались враждебные кардиналу выкрики и угрозы. «Мсье Главный, – 
писал Ришелье, – встретил смерть с достоинством и неким притворным презрением к 
ней, он был высокомерен даже на эшафоте… Господин де Ту встретил смерть с куда 
меньшим спокойствием, продемонстрировав, однако, глубокую набожность и 
смирение».
      По мнению некоторых современников, разделяемому и отдельными историками, 
протоколы суда были частично искажены по приказу Ришелье: кардиналу важно было 
уничтожить следы того, что сам Людовик XIII первое время поощрял интриги 
СенМара про