внутреннего смысла этого демарша и не осмелился перечить Гитлеру. 
Фюрер по обыкновению много говорил, кричал, срываясь на истерику, требовал 
дополнительных усилий, мобилизаций и завинчивания гаек. Под шквалом сыпавшихся 
на него обвинений дуче угрюмо молчал. Он мысленно радовался тому, что отказался 
от услуг переводчика: уж очень не хотелось ему иметь лишнего свидетеля своего 
унижения. Наконец фюрер замолк и даже пообещал немного помочь материалами и 
военной техникой. На том диктаторы и расстались.
      Муссолини стоял на аэродроме с поднятой в фашистском приветствии рукой до 
тех пор, пока самолет Гитлера не скрылся из виду, а затем повернулся к своей 
свите и с победным видом заявил, что фюрер обещал предоставить Италии все 
необходимое для продолжения войны.
      Во время переговоров в Фельтре произошло еще одно событие, побудившее 
заговорщиков к решительным действиям, – союзническая авиация впервые бомбила 
Рим. За три часа на город было совершено четыре массированных налета, но ни 
один самолет противника не был сбит. Около 1400 римлян погибло, 6 тысяч были 
ранены, многие здания превратились в руины.
      На следующий же день король Виктор Эммануил поручил генералам Амброзио, 
Карбони и Кастеллано принять меры по устранению Муссолини. Монарх спросил 
маршала Бадольо, готов ли он заменить Муссолини на посту главы правительства, и 
тот согласился, предложив нефашистскую администрацию, возглавляемую социалистом 
Бономи и бывшим премьерминистром Орландо. На случай сопротивления 
чернорубашечников Амброзио начал стягивать к Риму верные монархии войска, а 
бывший начальник полиции Сениз отрабатывал детали ареста диктатора.
      Утром 24 июля Скорца информировал дуче о заговоре генералов и о решении 
короля назначить новым премьерминистром маршала Бадольо.
      Муссолини механически твердил, что ему следует опасаться только 
американских танков, а вечером состоится лишь обычная встреча и беседа 
товарищей.
      Обладая тонким политическим чутьем, дуче понимал, что тучи над ним 
сгущаются. 24 июня, выступая на Большом фашистском совете, он пытался в 
завуалированной форме даже угрожать заговорщикам, но скрытые угрозы остались 
риторикой, а утверждения, будто союзники непременно разрушат итальянскую 
промышленность, звучали неубедительно. Дуче говорил, что в лице Германии 
итальянцы нашли искреннего и постоянного союзника. Это была самая важная и 
самая неудачная речь великого диктатора.
      Решающим было выступление Гранди.
      «Я собираюсь повторить здесь, перед Большим советом, то, что я говорил 
дуче позавчера, – начал он. – Предлагаю следующую повестку дня». И Гранди 
зачитал свою резолюцию. «Вы навязали Италии диктатуру, – говорил он, – которая 
исторически аморальна. На протяжении долгих лет Вы держали в своих руках три 
ведущих министерства. И чего вы добились? Вы уничтожили дух вооруженных сил. На 
протяжении долгих лет Вы душили нас вот этими похоронными одеждами. На 
протяжении долгих лет, выбирая одного из нескольких кандидатов на важнейшие 
посты, Вы неизменно выбирали худшего».
      Гранди говорил больше часа. Муссолини сидел и в абсолютной тишине слушал 
эту речь, которую он позднее называл «яростной филиппикой – речью человека, 
который наконец дал выход долго сдерживаемой обиде».
      Затем выступил Чиано. Он обратился к истории провалившегося 
италогерманского альянса. Никто не сомневался, что он поддержит резолюцию 
Гранди. Следующий оратор, Фариначчи, попытался защитить немцев. Он предложил 
Совету собственную резолюцию, в которой провозглашалась солидарность фашистской 
Италии с националсоциалистской Германией, а главе правительства предлагалось 
обратиться к королю с просьбой принять командование над всеми вооруженными 
силами, чтобы «таким образом продемонстрировать всему миру, что все население 
ведет борьбу за спасение и честь Италии, объединившись под его руководством».
      После полуночи, когда заседание продолжалось уже более семи часов, 
Муссолини предложил Скорце перенести заседание на завтра. Он сказал, что 
неважно себя чувствует и не может переутомлять себя.
      «Раньше, – возразил жестко Гранди, – Вы держали нас здесь до пяти утра, 
обсуждая всякие мелочи и пустяки. Мы не уйдем отсюда, пока не будет обсуждена 
моя резолюция и по ней не будет проведено голосование». Он согласился на 
десятиминутный перерыв.
      Около четверти третьего Муссолини резко прервал дискуссию. «Споры были 
долгими и всех утомили. На рассмотрение вынесены три предложения. Гранди был 
первым, поэтому его проект я выношу на голосование.»
      На заседании присутствовало двадцать восемь членов Совета При голосовании 
из них воздержался лишь один – граф Суардо. Скорца, Полверелли, БуффариниГвиди 
и Гальбиати голосовали «против», их поддержали еще три человека Фариначчи 
голосовал за свою резолюцию. Девятнадцать голосов было отдано за предложение 
Гранди.
      Муссолини быстро собрал свои бумаги и встал. В дверях он обернулся и 
спокойно, но с горечью в голосе, произнес: «Вы спровоцировали кризис режима».
      Описание событий утра этого дня, составленное Анфузо, свидетельствует, 
сколь плохо заговорщики знали о планах двора и как мало они доверяли друг другу.
 В Монтечиторио, по словам Анфузо, «Гранди с Чиано уединились в углу и повели 
беседу». Вскоре они стали спорить. «Было ясно, что Гранди многое утаил от 
Чиано».
      Немного позже Анфузо убедился, что и Чиано не знал об истинных намерениях 
короля. «Все готово, вот увидите, – доверительно сказал он. – Кандидатуры 
министров уже согласованы. Пирелли будет министром иностранных дел. Полагаю, 
что Витетти