большой любовью кардинала была его племянница МариМадлен де Виньеро, вдова 
господина де Комбале, герцогиня д'Эгийон.
      Эта очаровательная пухленькая блондинка тридцати семи лет обожала 
прогуливаться «с обнаженной грудью», чем доставляла несказанную радость друзьям 
кардинала.
      «Когда я вижу мадам д'Эгийон, – признался както один старый каноник, 
скромно потупив глаза, – я чувствую, как снова становлюсь ребенком».
      «Позволяя ей эту вольность, – писал Лефевр в своих «Мемуарах», – он хотел 
дать понять, что взирает на прелести красавицыгерцогини незамутненным взором 
кормилицы. Но это притворство никого не обмануло, и каноника следовало бы 
высмеять за лицемерие».
      МариМадлен вышла замуж в шестнадцать лет за Антуана де Рур де Комбале, 
но чувствовала себя в замужестве не особенно хорошо, поскольку этот дворянин 
«хотя и прослыл (по словам Тальмана де Рео) при дворе самым волосатым 
человеком», но оказался неспособен помочь ей расстаться с девственностью.
      Поэт Дюло позволил себе позабавиться, сочинив анаграмму, жанр, бывший 
тогда в большой моде, с помощью которой он сообщил читателям о горестной судьбе 
мадам де Комбале, скрытой в ее девичьем имени Мари де Виньеро, из которого ему 
удалось составить: «Девственница своего мужа…»
      В 1625 году малосильный дворянин скончался, оставив хорошенькую вдову в 
полном разочаровании. Разуверившись в браке, в мужчинах, усомнившаяся в самом 
существовании плотских утех, МариМадлен стала подумывать об уходе в монастырь. 
И призналась в этом своему дяде: «Светская жизнь меня не интересует. Я хочу 
стать монахинейкармелиткой».
      Ришелье посмотрел на нее внимательно и нашел, что она очень красива. 
Стараясь скрыть свое смущение, он, опустив глаза, сказал ей ласково: «Ваше 
место не в монастыре, дитя мое, оно здесь, рядом со мной».
      МариМадлен поселилась в Малом Люксембургском дворце, и кардинал стал ее 
любовником.
      Эта странная супружеская жизнь длилась до самой смерти первого министра. 
Ее то озаряли радости, то омрачали горести, неизбежные, как правило, в семейной 
жизни. Дядя и племянница то обнимали друг друга, то спорили, то дулись и не 
разговаривали, но любовь их была искренней.
      Разумеется, эта связь не долго оставалась тайной для других. Сначала двор,
 а потом и весь Париж узнали, что Ришелье «услаждается» с мадам де Комбале. На 
улицах, как и в светских гостиных, не было конца ироническим куплетам и 
песенкам с подвохом. Мль де Монпансье в своих «Мемуарах» рассказывала, что в 
1637 году ей самой приходилось распевать оскорбительные куплеты по адресу 
кардинала и его племянницы.
      Конечно, король прекрасно знал об этой незаконной любовной связи и в 
глубине души порицал любовников. Своего неодобрения он не мог показать 
кардиналу, которого боялся, и потому всю свою неприязнь срывал на мадам де 
Комбале. «Меня удивляет король, – сказала однажды королева. – Он поддерживает 
кардинала и осуждает его племянницу. Он нашел неприличным, что она посмела 
войти в церковь СентЭсташ, когда я слушала там проповедь, и сказал, что с ее 
стороны это бесстыдство».
      Пристрастие Ришелье к женщинам было так велико, что время от времени ему 
приходилось изменять своей племяннице. И когда ей об этом становилось известно, 
в ПалеКардиналь дрожали стекла, так велика была ее ревность. Однажды у нее 
даже возникло желание изуродовать одну из своих соперниц. Мемуарист писал: 
«Больше всего наделала шума бутылка с водой, брошенная в мадам де Шольн. Вот 
что мне рассказал человек, присутствовавший при этом. На дороге из СенДени 
шесть офицеров морского полка, ехавшие верхом, хотели размозжить физиономию 
мадам де Шольн, швырнув в нее две бутылки с чернилами; она успела подставить 
руку, и они упали на подножку под дверцей кареты; осколки бутылочного стекла 
порезали ей кожу (чернила проникли в порезы, и от этих следов она никогда не 
смогла избавиться). Мадам де Шольн не осмелилась обратиться с жалобой на это. 
Все думают, что офицеры получили приказ только напугать ее. Из ревности к 
мужчине, которого она любила, и к его безграничной власти, мадам д'Эгийон не 
желала, чтобы ктонибудь еще был в таких же отношениях с кардиналом, как она».
      Но, несмотря на племянницу, кардиналу все же удалось стать любовником 
этой самой мадам де Шольн, которую упоминает Ги Патен в уже процитированном 
выше письме. В знак своей признательности он подарил этой даме аббатство с 
рентой в двадцать пять тысяч ливров неподалеку от Амьена.
      Несмотря на все эти мелкие эскапады, кровосмесительная связь кардинала 
длилась почти семнадцать лет. Иные утверждали даже, что на то есть 
благословение Божье и что МариМадлен была матерью множества маленьких Ришелье…
      Однажды при дворе маршал де Брез утверждал, что кардинал подарил своей 
племяннице четырех сыновей.
      Анна Австрийская присутствовала при этом разговоре. Она лукаво улыбнулась 
и заметила своим приближенным: «Тому, что утверждает господин маршал, следует 
верить ровно наполовину». Все тут же сделали вывод, что у Ришелье от мадам де 
Комбале двое детей. Что в конечном счете не так уж плохо для прелата…
      Ришелье был безумно влюблен в Анну Австрийскую. Гениальный дипломат, 
видный государственный деятель ухаживал за королевой, но, увы, без взаимности. 
Он писал ей стихи, угождал во всем, а однажды признался, что готов ради 
возлюбленной на любой, самый безумный поступок. Тогда статсдама королевы 
герцогиня де Шеврез предложила Ришелье позабавить королеву пляской сарабанды в 
шутовском наряде полишинеля. И кардинал танцевал. Воистину, любовь творит 
чудеса. Правда, Ришелье танец не помог…