|
не мог взять в жены девушку из своего рода. Роды жили на общей пастбищной
территории, часто поблизости не было других родов, и за женой приходилось ехать
в дальние края. Поэтому девушек умыкали или отбивали силой при каждом удобном
случае. Мы не знаем, как Оэлун досталась Чиледу – по сговору ли с ее родителями,
или он тоже умыкнул ее. Но ясно одно – Чиледу нравился Оэлун. Иначе не
подарила бы она в прощальный час возлюбленному свою рубашку, не оплакивала бы
его и свою судьбу.
Тэмучжин был первенцем Оэлун и Есугэйбаатура. Как раз накануне его
появления на свет Есугэй участвовал в походе монголов против другого
татаромонгольского племени – татар.
Есугэйбаатур, считая рождение сына в час победы над врагом счастливым
предзнаменованием, назвал его именем своего знатного пленника – Тэмучжином.
Некоторые ученые предполагают, что имя Тэмучжин в переводе с древнемонгольского
означало «кузнец».
В 1161 году (Тэмчужину было тогда шесть лет) чжурчжэни в союзе с
татарами нанесли монголам поражение в районе озера БуирНур, что еще больше
углубило вражду монголов и татар.
Есугэйбаатур был главой улуса, который объединял несколько монгольских
племен. Жизнь его проходила в боях и походах, и из страха перед его отвагой и
натиском большинство друзей и врагов покорились ему ради спасения своей жизни,
поэтому положение и дела его были в блестящем состоянии.
Когда Тэмучжину исполнилось девять лет, Есугэй решил сосватать ему
невесту из того же олхонутского рода, из которого была и мать Тэмучжина Оэлун.
Взяв с собой мальчика, он отправился в путь. В дороге повстречался им Дайсечен
из племени унгират: «Куда держишь путь, сват Есугэй?» «Я еду, – говорит
Есугэйбаатур, – сватать невесту вот этому своему сыну». Дайсечен посмотрел на
Тэмучжина: «У твоего сына взгляд, что огонь, а лицо, что заря. Снился мне, сват
Есугэй, этой ночью сон, будто слетел ко мне на руку белый сокол, зажавший в
когтях солнце и луну. Чтото он предвещает? – подумал я, как вижу, подъезжаешь
ты, сват Есугэй, со своим сыном. Унгиратское племя с давних пор славится, нет в
том соперников нам, красотою наших внучек и пригожестью дочерей. Зайди ко мне,
сват Есугэй. Девочка моя малютка, да свату надо посмотреть!»
Взглянул Есугэй на Бортэ, десятилетнюю дочь Дайсечена, а лицо у нее –
заря, очи – огонь. Переночевали гости ночь, а наутро началось сватовство.
Столько, сколько требовало того приличие, торговался Дайсечен, заманивший
знатного жениха, желавший породниться с Есугэем. Поторговался и сказал: «То не
женская доля – состариться у родительского порога. Дочку свою согласен отдать.
Оставляй своего сынка в зятьяхженихах».
На том и поладили. Подарил Есугэй Дайсечену своего заводного коня,
попросил его присмотреть за сыном: «Страсть боится собак мой мальчик. Ты уж,
сват, побереги мальчонка от собак!»
С тем и уехал Есугэй, по старинному монгольскому обычаю оставив 9летнего
Темучжина у его 10летней невесты в зятьях у Дайсечена из племени унгират.
На обратном пути повстречались Есугэю пирующие татары. Полагая, что никто
из этих татар не знает его в лицо, решился Есугэй задержаться на их празднике,
немного передохнуть. Но ктото из татар опознал Есугэя. Не рискнув в открытую
убить его, татары подмешали Есугэю в питье отраву. Уже в пути почувствовал
Есугэй неладное, а добравшись через трое суток домой, заболел и слег. Перед
смертью он подозвал своего приближенного Мунлика: «Дитя мое, Мунлик! Ведь у
меня малые ребята. Извели меня тайно татары. Дурно мне. Прими же на свое
попечение всех моих: и малюток, и осиротевших младших братьев, и вдову, и
невестку. Дитя мое, Мунлик! Привези поскорее моего Тэмучжина!»
И с этими словами он скончался, шел 1165 год.
Мунлик был верным соратником Есугэя и выполнил его наказ. Боясь за
Тэмучжина, он не сразу объявил о смерти Есугэя. А Дайсечену сказал: «Старший
брат Есугэйбаатур очень болеет душой и тоскует по Тэмучжину. Я приехал за ним».
«Раз сват так горюет о своем мальчике, пусть Тэмучжин съездит, повидается,
да и скорехонько назад».
Так и привез Мунлик Тэмучжина обратно, в опустевшую отцовскую юрту, в тот
трудный час, когда бывшие под рукой Есугэябаатура монголы покидали его семью,
уходя каждый своим путем.
Если монгола спрашивали, сколько ему лет, он отвечал, что столько,
сколько в его жизни было весен, сколько раз наново молодой травой зеленела
степь. Древние монголы не знали письменности.
Чтобы жениться, надо было купить жену. Причем любой мог взять столько жен,
сколько пожелает, хотя бы сотню, если имел возможность их содержать. Приданое
отдавалось матери жены, а жена мужу ничего не приносила. Первую жену они
почитали за старшую и самую милую. Богатые скотоводы, родовые старейшины
устраивали пышные свадьбы.
Ни одна вдова не выходила замуж, поскольку у монголов считалось, что все,
что служит им в этой жизни, будет служить и в будущей; следовательно, вдова
после смерти обязательно вернется к первому мужу. По одному из обычаев, сын
брал всех жен своего отца, за исключением матери. Двор отца и матери доставался
всегда младшему сыну, который должен был заботиться о всех женах своего отца.
При желании он пользовался ими как женами, так как он не считал, что наносит
отцу обиду, ведь жена по смерти вернется к отцу. С чужой женой спать считалось
делом скверным.
Брачные контракты часто заключались родителями тогда, когда будущие
супруги были еще малолетними детьми. Безбрачие, повидимому, считалось
|
|