Итак, Августа и ее родной по отцу брат Джордж долго ничего не знали друг 
о друге. Только после смерти леди Холдернесс брат и сестра встретились – и 
сразу понравились друг другу. Хотя Джордж был моложе Августы на четыре года (ей 
было семнадцать), он почувствовал себя ее опекуном. В первом письме к ней, 
написанном на Пасху в 1804 году, просил, чтобы она считала его не только братом,
 но и ближайшим другом: «Помни о том, дорогая сестра, что ты самый близкий мне 
человек… на свете, не только благодаря узам крови, но и узам чувства».
      Августа к тому времени уже была обручена со своим кузеном Ежи Леем, 
драгунским полковником, которого очень любила. А Байрон томился любовными 
переживаниями.
      Сколько женщин прошло перед ним за его короткую, но бурную жизнь? Трудно 
сказать. Он посвящал свои стихи Лесбии и Каролине, Элизе и Анне, Марион и Мэри, 
Гарриет и Джесси… В этих посвящениях поэт был неизменно страстным и печальным. 
Счастье казалось таким близким, но любовь была только сном.
      Еще юношей он влюбился в Мэри Дефф, у которой были «очи газели», черные 
косы, ласковая улыбка и мелодичный голос. Вскоре он увлекся кузиной Маргаритой 
Паркер, пленившись «черными очами, длинными ресницами, греческим профилем, 
томной прозрачностью красоты, словно сотканной из лучей радуги».
      Другую его кузину звали Мэри Хэворт, и жила она недалеко от родового 
имения Байронов Ньюстед. Байрон страдал не только потому, что его чувство не 
было взаимным. Не желая того, Мэри однажды больно ранила его самолюбие.
      Байрон с детства был калекой. Роковая оплошность акушера при родах 
привела к параличу сухожилия. Когда он подрос, врачи назначили болезненное 
лечение, которое не принесло никаких результатов, оставив лишь воспоминание о 
пытке в специальном ботинке. Поэтому Байрон не терпел танцев, но обожал 
верховую езду, приносившую ему обманчивое ощущение полного здоровья. И вот 
однажды в доме Мэри Хэворт он случайно услышал, как его любимая говорила своей 
воспитательнице: «Ты думаешь, мне очень нужен этот хромой мальчик?!»
      Байрона как громом поразило. Вскоре он написал Августе: «Любовь, по моему 
мнению, совершенный абсурд, это только жаргон комплиментов, сдобренных 
романтизмом и искусственностью… Если бы у меня было пятнадцать любовниц, я 
через неделю не помнил бы ни одной».
      Мэри вышла замуж за другого. Катастрофа, которой закончилась первая 
любовь, родила, как утверждает писатель Андрэ Моруа, потребность 
сентиментальных переживаний, ставших для Байрона необходимостью. «В покое он не 
мог найти вкуса жизни. Чувствовал, что готов услышать голос каждой страсти, 
если бы только могла она вернуть ему неуловимое чувство собственного 
существования». Тем более, если за такой страстью маячил страшный грех, 
грозящий осуждением и соблазняющий бунтом против обязательных общественных и 
церковных догм!»
      С интимной стороной жизни Байрона познакомила Мей Грей, воспитательница в 
семье будущего лорда. Три года молодая шотландка учила мальчика искусству любви.
 Джордж наблюдал также, как она занимается сексом с другими мужчинами.
      В семнадцать лет Байрон поступил в Кембридж. В течение трех лет он 
совмещал не очень напряженную учебу с бурной сексуальной жизнью в Лондоне, что 
едва не погубило его. Лишь постоянное употребление настойки опия поддерживало 
его силы.
      В 1809 году он отправился в двухлетнее путешествие по Европе. Байрон 
побывал в Греции, Албании и в странах Малой Азии. Наконец были опубликованы 
главы «Паломничества Чайльд Гарольда».
      До Августы дошли вести о брате, который, вернувшись из путешествия на 
Восток, однажды утром проснулся в славе. Он стал королем лондонских салонов. 
Еще недавно неизвестный, незамечаемый, он везде был принят, осыпан 
комплиментами, любим самыми красивыми женщинами. Он переступил пороги дворцов, 
где все знали друг друга, и в этом мире шелков, перьев и драгоценностей, 
элегантности и изысканных манер почувствовал себя чужим и одиноким. Говорили, 
что он заносчивый и гордый, холодный и замкнутый. Тем не менее его всюду 
приглашали: ведь он написал книгу, которая сразу захватила Лондон.
      Грустный скептицизм автора «Путешествия Чайльд Гарольда» нашел отклик в 
сердцах тех, кто был измучен долголетними войнами, кому надоели бесконечные 
смены правительств. Поэт показал им Европу 1812 года после надежд, разбуженных 
Великой Революцией, Европу, уже не верящую в звезду Наполеона.
      Байрон происходил из знаменитого, но разорившегося рода. Своих предков он 
мог найти среди командиров военных кораблей викингов времен Вильгельма 
Победителя в XI веке. Поэт был молод, овеян славой великого путешественника. 
Его сероголубые глаза смотрели немного меланхолично изпод длинных ресниц. 
Кожа была прозрачнобледной. Рот капризен, как у прекрасной женщины. Хромоты 
никто не замечал…
      Итак, Байрон стал героем дня. Молодые женщины приходили в восторг от 
одной только мысли, что Байрон, может быть, поведет их к столу, и не 
осмеливались прикоснуться ни к одному блюду, зная, что поэт не выносит жующих 
женщин. Они лелеяли тайную надежду, что он напишет им несколько строк в альбом. 
На каждую написанную им строчку смотрели, как на сокровище. Его постоянно 
донимали вопросами, сколько гречанок и турчанок уморил он своей любовью и 
скольких супругов отправил на тот свет.
      Туманные намеки в «Паломничестве Чайльд Гарольда» послужили поводом для 
слухов, будто Байрон в Ньюстеде содержит настоящий гарем, хотя этот гарем 
состоял лишь из одной одалиски. О его любовных приключениях рассказывали 
легенды. Одна дама даже заявилась к нему в одежде пажа, повидимому, желая 
походить на героя из поэмы «Лара».