«Друг мой, я люблю тебя, но, если я обвенчаюсь с тобою, нам грозит участь 
Петра III», – сказала императрица фавориту.
      Орлов отказался от мысли об официальном браке, по примеру Анны 
Леопольдовны, и теперь требовал просто морганатического венчания, сославшись на 
пример императрицы Елизаветы, которая венчалась с Алексеем Разумовским. Но 
Екатерина возразила ему: Елизавета никогда не была женою Разумовского. По 
крайней мере, не сохранилось ни документов, ни доказательств этого брака. Таким 
образом прецедента не существовало.
      Тогда по инициативе Бестужева была пущена в ход петиция, просящая 
Екатерину вторично выйти замуж, чтобы упрочить престолонаследие, так как слабое 
здоровье Павла заставляло с опаской взирать на будущее империи. Несколько лиц 
духовного звания и сенаторов подписались под петицией. Но в этот момент 
разразился скандал.
      Хитрово с сообщниками организовал заговор, направленный против Орловых и 
их честолюбивых замыслов. В Москве и в Петербурге начались ужасные волнения. 
Говорили, что царица хочет венчаться с убийцем ее мужа. Срывали портреты 
Екатерины II с триумфальной арки, воздвигнутой в честь ее коронования, 
прошедшего в Москве с большой пышностью. Неспокойно было даже в гвардейских 
полках, так что императрица и фаворит вынуждены были отказаться от своего 
смелого проекта.
      Счастливая для императрицы развязка не позволила фавориту осуществить 
свою иллюзорную мечту; кроме того, он лишился еще одной надежды: красавец Орлов,
 прежде чем стать супругом императрицы, должен был получить титул князя Римской 
империи. Надо отметить, Бестужев с блеском провел переговоры на сей счет, в том 
числе и с венским послом. Однако, когда грамота была получена, Екатерина и 
слышать не хотела о провозглашении фаворита князем: в то время он рисковал быть 
убитым, а ей грозило иметь дело с мятежом!
      25 ноября 1764 года французский поверенный в делах Беранже писал из 
Петербурга: «Чем более я присматриваюсь к господину Орлову, тем более убеждаюсь,
 что ему недостает только титула императора… Он держит себя с императрицей так 
непринужденно, что поражает всех, говорят, что никто не помнит ничего подобного 
ни в одном государстве со времени учреждения монархии. Не признавая никакого 
этикета, он позволял себе в присутствии всех такие вольности с императрицей, 
каких в приличном обществе уважающая себя куртизанка не позволит своему 
любовнику».
      Екатерина, действительно, внешне держала себя, как любовница, 
покорявшаяся всем капризам своего любовника. Она писала мадам Жоффрен: «Когда 
пришло Ваше последнее письмо, граф Орлов был в моей комнате. Есть одно место в 
письме, где Вы называете меня деятельной, потому что я работаю над составлением 
законов и вышиваю шерстями. Он, отъявленный лентяй, хотя очень умный и 
способный, воскликнул: "Это правда!" И это первый раз, что я услышала похвалу 
от него. И ею я обязана Вам, милостивая государыня».
      Если она осмеливалась сделать ему упрек, то единственно в изнеженной 
праздности, в которой он находил высшее наслаждение. Напрасно императрица 
старалась развить его честолюбие, напрасно возводила его из чина в чин в 
официальной иерархии, чтобы заставить его выйти из бездеятельности и играть 
какуюнибудь роль в государстве. Он был директором инженерного корпуса, шефом 
кавалергардов, генераланшефом артиллерии и генералфельдцейхмейстером, 
президентом Канцелярии опекунства иностранных колонистов, начальником всех 
укреплений.
      По свидетельству английского посла Геннинга, Екатерина имела трех детей 
от красавца Орлова, по другим данным – двух девочек, которых девица Протасова, 
первая камерфрейлина и поверенная императрицы, воспитывала как своих племянниц,
 под фамилией Алексеевых, считали дочерьми Екатерины и Григория Орлова, а в 
1764 году Беранже сообщил герцогу де Пралин следующие подробности о младенце 
мужского пола, родившемся, как говорили, у Екатерины вскоре после смерти 
императрицы Елизаветы: «Этот ребенок у Шкурина, прежнего доверенного слуги, а 
теперь камергера. Он воспитывает его, называя племянником, а отец и мать (Орлов 
и Екатерина) часто навещают ребенка, отправляясь в сумерки в простой карете, 
сопровождаемые только одним лакеем». Далее он писал: «Он (Орлов) обращается 
иногда со своей государыней, как со служанкой. Несколько времени тому назад 
между ними произошла бурная сцена, после чего Орлов уехал на три дня под 
предлогом охоты. Екатерина заболела и два дня предавалась отчаянию. На третий 
она написала очень нежное письмо своему возлюбленному, которое вложила в 
богатую шкатулку. Она писала ему, что надеется видеть его у себя в Царском Селе,
 куда отправляется. Там, действительно, произошло примирение. Мне говорили, 
будто там же у нее родился еще ребенок, но мертвый. Значительное уменьшение 
округлости стана и побледневший цвет лица – все признаки и все обстоятельства 
подтверждают это известие…»
      Екатерина продолжала щедро осыпать Орлова дарами. Она предлагала ему 
важные посты, где бы он смог применить свои таланты, но эти ее усилия вызывали 
в фаворите одно раздражение. От английского посланника не ускользнули 
происшедшие в Орлове перемены. Букингем отметил, что вместо прежней 
доброжелательности появились чопорность и напыщенность, мелочность и упрямство. 
Орлов стал неопрятен в одежде и не столь внимателен к Екатерине. Частенько он 
днями пропадал на охоте, а когда появлялся во дворце, то не следил за собой. А 
еще без зазрения совести приударял за другими женщинами.
      Букингем описал в своих дневниках любопытный случай. Одна придворная дама,
 значительно моложе Екатерины, призналась посланнику, что последнее время ей не 
дает прохода Орлов, но она противится его домогательствам, поскольку он фаворит