Всем скоро бросилось в глаза, что герцог пускается на тысячи безумств, 
чтобы впечатлить королеву. Однажды вечером, во время праздника, устроенного 
кардиналом, он явился в бальном платье, украшенном множеством жемчужин, которые 
по его указанию были умышленно пришиты на живую нитку. В тот момент, когда он 
отвесил Анне Австрийской глубокий полон, эти драгоценности одна за другой 
оторвались и рассыпались по паркету. Придворные бросились собирать жемчужины и 
протягивать их герцогу. «Благодарю, – ответил он с очаровательной и чутьчуть 
презрительной улыбкой, – оставьте их себе».
      Этот жест позабавил королеву, которая так страдала от скупости Людовика 
XIII. Она даже призналась в этом герцогу во время танца. Когда музыка 
остановилась, пальцы их были сплетены, и они не спешили разъединить руки, глядя 
друг на друга пылающим взором и пренебрегая приличиями.
      Последующие дни были сплошным разочарованием для Анны и Букингема. Оба 
думали, что им удастся спокойно предаться любви в какойнибудь отдаленной 
комнате дворца и познать радость недозволенного счастья. Но они не учли 
ненависти Ришелье.
      Кардинал, который явно не дремал с того самого момента, «как английский 
посол обратил внимание на прелести королевы», поручил нескольким своим людям 
следить за Анной Австрийской. И потому оба влюбленных так и не смогли 
предпринять ничего серьезного в течение тех двух недель, которые ушли на 
переговоры. Ришелье был очень доволен, полагая, что опасность миновала. Ему 
вскоре пришлось разочароваться…
      2 июня 1625 года принцесса Генриетта, которой предстояло отправиться к 
мужу, покинула Лувр в сопровождении Букингема, Марии Медичи, Анны Австрийской и 
огромной свиты, в которую входила мадам де Шеврез.
      В Амьене будущая королева Англии должна была распрощаться с семьей. По 
этому случаю было организовано несколько праздников, и в один из вечером мадам 
де Шеврез с удовольствием взялась ради счастья подруги за ремесло сводницы и 
устроила небольшую прогулку в парк. Анна Австрийская осталась наедине с 
Букингемом.
      Красавец англичанин пришел в такое смятение, что потерял голову и 
немножечко «злоупотребил» представившимся случаем. Взяв королеву на руки, он 
опустил ее на траву. Перепуганная такой грубостью, она стала отбиваться и звать 
на помощь. На крик сбежалась вся свита. Королева кинулась в объятия мадам де 
Шеврез и в присутствии несколько смущенного Букингема разразилась рыданиями.
      Через несколько дней Генриетта покинула Амьен и направилась в Булонь, где 
ей предстояло сесть на корабль. Анна Австрийская следовала за ней в карете и в 
двух лье от города остановилась, чтобы попрощаться с ней. Во время их долгих 
объятий к ним подошел Букингем и раскланялся с королевой Франции. Какоето 
мгновение они молча смотрели друг на друга. Затем герцог заглянул сквозь дверцу 
кареты внутрь и произнес несколько слов. Наконец, он поклонился и присоединился 
к отъезжавшему в Англию кортежу.
      Анна отправилась в Амьен. Волнение ее было так велико, что принцесса де 
Конти, ехавшая с ней в карете, по возвращении заявила: «Что касается нижнего 
пояса, я вполне готова поручиться за целомудрие королевы, но если говорить о 
верхнем поясе, то я не столь уверена, потому что слезы этого любовника не могли 
не пронзить ее сердце; а так как занавеска на какоето мгновение скрыла от меня 
лицо королевы, я могу только предположить, что Ее Величество смотрела на этого 
человека с жалостью».
      Как же велика должна была быть эта жалость, если Анна решилась, как 
утверждают некоторые историки, поцеловать герцога? Факт, в общемто, 
невероятный и, главное, позволяющий объяснить взбалмошный, безрассудный 
поступок, который спустя несколько дней совершил явно ослепленный любовью 
Букингем.
      Вот что рассказывала по этому поводу мадам де Мотвиль: «Страсть герцога 
Букингема толкнула его еще на одно смелое деяние, о котором мне рассказала 
королева, а потом подтвердила и королева Англии, узнавшая об этом от самого 
герцога. Этот знаменитый иностранец после отъезда из Амьена был так поглощен 
своей страстью и истерзан болью разлуки, что пожелал непременно еще раз увидеть 
королеву, хотя бы на миг. А так как кортеж англичан в это время уже подъезжал к 
Кале, он для выполнения задуманного объявил, будто им получены от его господина 
– английского короля новые указания, вынуждающие его вернуться к французскому 
двору».
      «Я должен отвезти важный пакет Ее Величеству королевематери», – сказал 
он. И, не вдаваясь в объяснения, покинул Генриетту, вскочил на лошадь и 
стремительным галопом возвратился в Амьен.
      После краткого визита к Марии Медичи он поспешил к Анне Австрийской и 
попросил аудиенции. Ему объяснили, что королеве утром пускали кровь и что 
теперь она лежит в постели и принять его не может. Он настаивал и в конце 
концов после долгих уговоров был впущен в спальню королевы, где в этот момент 
находились еще и принцессы де Конде и де Конти. Анна лежала на огромной кровати 
с балдахином. При виде появившегося в дверях англичанина она не смогла сдержать 
улыбки и прошептала: «Какой безумец!..»
      Однако, продолжала мадам де Мотвиль, «она была поражена, когда он 
опустился у ее постели и стал целовать край простыни с такой невиданной 
исступленностью, что невозможно было сомневаться: его сжигала та самая, 
жестокая и всепоглощающая страсть, лишающая разума всех, кого она коснулась».
      В состоянии крайней экзальтации он разразился рыданиями и наговорил 
королеве «множество самых нежных слов». Взволнованная и одновременно смущенная 
столь бурным проявлениям чувств, Анна не знала, как ей держаться. Но тут