Евгений Шварц сочинил сценарий в сжатые сроки. 15 мая 1946 года 
Кошеверова уже получила первый вариант «Золушки».
       Сказочные герои были изображены автором с известной долей иронии. Король 
то и дело по каждому пустяку отказывается от престола и тут же снова водворяет 
корону на свою голову. Лесничий до смерти боится своей жены; у неё такой же 
ядовитый характер, какой у её родной сестры, проглотив которую людоед отравился 
и умер. А Золушка говорит, что очень вредно не ездить на бал, когда ты этого 
заслуживаешь, и мечтает о том, чтобы люди заметили, что она за существо.
       29 мая сценарий был зачитан автором и обсуждён на худсовете «Ленфильма». 
Высказывания совета были одобрительными. Отмечали, что «это произведение Шварца 
наиболее чудесное из всех его произведений» (Г. Васильев), что «увидеть эту 
сказку глазами советского художника — это задача чрезвычайно трудная. Каждая 
фраза написана здесь не случайно, а прочувствована всем сердцем, со всем 
знанием окружающего мира…» (А. Иванов).
       Сценарий всем понравился, подобрались великолепные актёры. Художник 
Николай Акимов, замечательный мастер театра и кино, создал прекрасные эскизы. 
Летом 1946 года снимали натуру в Риге. Хотя часто шли дожди, экспедиция была 
успешной.
       24 сентября на худсовете студии состоялся просмотр и обсуждение первого 
отснятого материала. Председательствующий, директор студии И. Глотов предложил 
вначале заслушать режиссёров (в процессе работы над картиной был назначен 
второй постановщик — Михаил Шапиро, а художественным руководителем стал Г. 
Козинцев), чтобы выяснить их позицию и возможность дальнейшей работы.
       После жаркой дискуссии было решено прикрепить к молодым режиссёрам трех 
мэтров для постоянного наблюдения за съёмками: а от Шварца, который 
отсутствовал на худсовете, потребовать переделок сценария.
       22 октября Евгений Львович зачитал текст поправок. Большинству членов 
худсовета они понравились. Но теперь уже драматург высказал свою 
неудовлетворённость работой коллектива. Опекунство режиссёров превратило съёмки 
в митинги у камеры. Шварц считал, что ликвидация подобного положения гораздо 
«больше облегчит производственный процесс, чем всякие переделки».
       Вскоре работа по картине вошла в нормальную колею, и съёмки успешно 
продолжились в павильонах «Ленфильма».
       В блестящем актёрском ансамбле особое место занимала 37летняя Янина 
Жеймо. Её Золушка смотрит с экрана широко открытыми, доверчивыми и счастливыми 
глазами ребёнка, искренне готового к чуду. И как характеристика именно такой 
Золушки звучат в фильме слова короля — Эраста Гарина, представляющего её своим 
гостям на балу: «Господа! Позвольте мне представить вам девушку, которая ещё ни 
разу не была здесь, сверхъестественно искреннюю и сказочно милую…»
       После встречи Золушки с принцем, которого удивительно мягко играет 
Алексей Консовский, объявляются «королевские фанты», и прекрасной незнакомке 
выпадает честь спеть и станцевать на королевском балу. Напевая «Встаньте, дети, 
встаньте в круг», Золушка вовлекает в танец и короля, и принца, и старенького 
придворного, и всех кавалеров и дам. Эти взрослые дети танцуют и поют «Ты — мой 
друг, и я — твой друг».
       Янина Жеймо была на редкость грациозна, ведь прежде она была цирковой 
артисткой. Эраст Гарин говорил о ней: «Лёгкость и изящество, с которыми провела 
роль Жеймо, меня восхищают. Вспомните сцены на дворцовой лестнице, на балу, где 
непосредственность её деловой и детской интонации так естественна и наивна!.. 
Жеймо великая труженица. Она все умеет. Надо танцевать — она добьётся 
виртуозности в танце, надо петь — она будет петь, как наверняка пела Золушка: 
музыкально, легко».
       Актрисе важно было наполнить сказку живым человеческим содержанием. И в 
этой связи интересен рассказ Янины Болеславовны о том, как снимался один из 
последних эпизодов фильма.
       «В сценарии Евгения Шварца „Золушка“ героиня просто надевала туфельку по 
приказанию мачехи. Моя Золушка, как я её представляла, не могла просто из 
чувства страха или покорности мачехе исполнить приказание. Я долго просила 
Шварца дописать фразу, объясняющую согласие Золушки надеть туфельку. Но он 
считал, что для Золушки, которую любят дети всего мира, ничего не нужно 
объяснять. Этот поступок ничуть её не унизит. Вслед за драматургом и режиссёры 
считали, что нечего заниматься отсебятиной. И тогда я пошла на хитрость. На 
съёмке эпизода с туфелькой Раневскаямачеха начинает льстиво уговаривать 
Золушку надеть туфельку. Я, Золушка, молчу. Раневская опять обращается ко мне. 
Я опять молчу. Фаина Георгиевна теряется от моего молчания и неожиданно для 
всех — и для самой себя тоже — заканчивает фразу: „А то я выброшу твоего отца 
из дома“. То есть говорит то, что мне и нужно было. Моя Золушка соглашается, 
боясь за отца.
       Присутствующий в павильоне Шварц принял бессознательную «подсказку» 
Раневской: «Только вы забыли, Фаина Георгиевна, конец фразы: „…и сгною его под 
забором»». Так родилась в фильме реплика Раневской, отсутствовавшая в 
первоначальном сценарии…»
       И всётаки заводилой в сказочной игре был король — Эраст Гарин. Главную 
характерную интонацию короля он определил как «безапелляционную наивность, 
присущую детям и безотказно убедительную для взрослых».
       Кстати, на эту роль пробовались и Ю. Толубеев, и К. Адашевский — и 
каждый был посвоему хорош, но лишь в Гарине обнаружилась та мера эксцентрики и 
задушевности, которая нужна сказке.
       «Ухожу! Ухожу в монастырь!» Вряд ли ктонибудь, кроме Гарина, смог бы 
произнести эти слова с такой неповторимой интонацией обиженного ребёнка,