государственном департаменте. Отрицание им своей еврейской национальности 
(Никсон никогда не забывал о религии Киссинджера и называл его – судя по 
ставшим известными магнитным записям из Белого дома – «мой еврейчик») могло 
заставить его задержать оказание помощи Израилю во время Войны Судного дня. 
Никсон же, напуганный ограниченным воздушным мостом между Советским, Союзом и 
Сирией, приказал срочно доставить военную технику израильтянам.
      Киссинджер признает другие крупные успехи Никсона на первых переговорах 
об ограничении стратегических вооружений (ОСВ1) и в подписании мирного 
договора с Северным Вьетнамом (хотя война растянется до вывода американских 
войск в 1975 г., несмотря на назначение Киссинджера – первого еврея на этом 
посту – государственным секретарем и на получение им Нобелевской премии мира). 
И все же их наследие продолжает вызывать беспокойство. Большинство их 
политических установок отражало их характеры. Внешне блестящие стратеги и 
тактики, они оба не поддержали движения за права человека, опиравшееся на 
неограниченные демократические ценности, которые не могли понять эти, по сути, 
авторитарные личности. Скрытный Киссинджер отказывался давать прессконференции 
на протяжении почти всего первого срока президентских полномочий Никсона из 
страха, что журналисты высмеют его грубый немецкий акцент и прозовут его 
доктором Стрейнджлавом6.
      Выжив в обстановке нацистских гонений, Киссинджер стремился к порядку, но 
часто за счет американских ценностей и морали. Тайная война, за которой 
последовало вторжение в Камбоджу, расширила вьетнамский конфликт и создала 
вакуум власти, который убийцы, называвшие себя «красными кхмерами», заполнили 
кровавым террором и лагерями смерти.
      Киссинджер слишком часто не понимал важности местных политических и 
этнических тенденций и потому поддерживал, например, шаха Ирана в попытке 
защитить интересы США, пренебрегая стремительно разраставшимся движением 
исламских фундаменталистов во главе с аятоллой Хомейни.
      Киссинджер был первым проводником официальной американской дипломатии в 
европейском стиле. Его слишком холодный реализм обусловил весьма 
распространенное мнение о том, что внешнеполитическое могущество США имеет свои 
пределы. Разрядка в отношениях с Советским Союзом означала чаще всего 
сотрудничество, опиравшееся в основном на стратегию сдерживания и устрашения. 
Четкая позиция Киссинджера, выраженная в концепции баланса сил, даже будучи 
чуждой открытой демократии, сохраняет большое, хоть и спорное влияние.
      
ВИЛЬГЕЛЬМ СТЕЙНИЦ
      
      
(1836–1900)
      
      Задолго до Бобби Фишера, Бориса Спасского, Сэмюэла Решевского, Савелия 
Тартаковера, Акибы Рубинштейна и Эмануила Ласкера величайшим и первым чемпионом 
мира по шахматам стал вспыльчивый и неприветливый еврей Вильгельм Стейниц. 
Ласкер, возможно, остается самым удачливым шахматистом всех времен, Тартаковер 
– одним из величайших учителей шахмат, а Фишер – человеком, сделавшим шахматы 
всемирным увлечением. Стейниц же был первым шахматистом, признанным чемпионом 
мира, основоположником принципов современных шахмат и первым, кто придал этой 
игре поистине международное звучание.
      Он родился в Праге, еще мальчиком изучал Талмуд и на третьем десятке 
переехал в Вену. Забросив занятия математикой, Стейниц играл в шахматы где 
только мог. Приехав в качестве представителя Австрии на английский шахматный 
турнир 1862 г., он остался в Лондоне, зарабатывая на жизнь шахматами. В 1866 г. 
Стейниц встретился в матче с великим Адольфом Андерсеном – мастером так 
называемого остро отточенного стиля и благородным романтиком. Стейниц победил в 
восьми партиях против шести Андерсена. Поскольку Андерсен считался лучшим в 
целом свете шахматистом, Стейниц провозгласил себя чемпионом мира. Он постоянно 
давал понять, кто он такой. Утверждая, что удерживал свой титул на протяжении 
двадцати восьми лет, Стейниц посвятил большую часть этого периода 
совершенствованию новых идей, возобновил участие в турнирах, но воздерживался 
от матчей на звание чемпиона, пока не был уверен в отточенности своей техники.
      Его соперниками до Ласкера были Цукерторт и Михаил Чигорин. Последний 
широко известен как основатель русской школы шахматной игры и почитается до сих 
пор. Родившийся в Риге и говоривший на немецком языке Иоганн Цукерторт был 
человеком высокой культуры, профессиональным музыкантом и лингвистом. Оба 
соперника коренным образом отличались от Стейница. Он был самым неприязненным 
человеком в истории шахмат. Любая тривиальность приводила в ярость великого 
Стейница. Коллеги просто терпеть его не могли.
      Хотя Стейниц, казалось, наслаждался своим отвратительным характером, он 
все же взял за правило «играть с доской», а не с противником. Шахматы были для 
него абстрактной наукой. Чувства и мотивы противника, утверждал Стейниц, не 
имеют значения. Важно прежде всего то, что происходит на шахматной доске.
      Противники боялись не только его взрывного характера, но еще больше его 
упорной защиты и неизбежной атаки. Более двух десятилетий большинство 
шахматистов не могли постичь, что он делал. Стейниц отбросил романтическое 
представление, будто наибольшее значение имеет изобретательность. Он 
предпочитал сидеть в засаде, готовя стремительный прорыв на королевском фланге. 
Стейниц разработал весьма эффективные стратегии обороны, предусматривавшие 
накапливание мельчайших преимуществ для подготовки финальной, жестокой и 
стремительной атаки. Во многих отношениях Стейниц символизировал конец шахмат