Историк С.С. Татищев с назначением Горчакова связывал "крутой 1 ворот во 
внешней 
политике России". Новое направление внешней поли! ки было обосновано министром 
в 
докладе Александру II и изложено в 1 куляре от 21 августа 1856 года. В нем 
подчеркивалось желание российски правительства посвятить "преимущественную 
заботливость" внутренн^ делам, распространяя свою деятельность за пределы 
империи, "лишь кои того безусловно потребуют положительные пользы России". И, 
наконе знаменитая фраза: "Говорят, Россия сердится. Нет, Россия не сердится, а 
< 
средоточивается".

Сам Горчаков в отчете о работе министерства за 1856 год объяснял: так: "Россия 
мысленно сосредоточивалась не из чувства задетого самол

АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ ГОРЧАКОВ

367

бия, а с осознанием силы и своих подлинных интересов. Однако она не 
отказывалась 
ни от попечения о своем достоинстве, ни от ранга, принадлежавшего ей среди 
великих держав Европы". Более того, политика воздержания, которой решено было 
следовать, вовсе не исключала для российской дипломатии изучения возможностей и 

подготовки к заключению новых союзов, не принимая, однако, никаких обязательств 

в отношении кого-либо, пока собственные национальные интересы ей этого не 
предпишут".
Горчаков стремился проводить "национальную" политику, не жертвуя интересами 
России во имя чуждых ей политических целей, в том числе целей Священного союза. 

Он первым в своих депешах стал употреблять выражение: "государь и Россия". "До 
меня, - говорил Горчаков, - для Европы не существовало другого понятия по 
отношению к нашему Отечеству, как только "император". Нессельроде укорял его за 

это. "Мы знаем только одного царя, говорил мой предместник: нам дела нет до 
России".
"Князь представляет собой одного из самых выдающихся государственных деятелей, 
- 
писал о Горчакове в дневнике в 1856 году сардинский пове^ ренный в делах в 
Петербурге Филиппе Ольдоини, - это сугубо русский и либеральный министр, 
разумеется, в той мере, в какой это возможно в его стране... Человек он умный и 

приятный, но очень вспыльчив..."
Борьба за отмену ограничительных статей Парижского трактата стала 
стратегической 
целью внешнеполитического курса Горчакова на ближайшие полтора десятилетия. Для 

решения этой главной задачи нужны были союзники.
Александр II склонялся к сближению с Пруссией, но Горчаков признавал 
недостаточным союз со слабейшей из великих держав для возвращения России ее 
прежнего положения в Европе. Достижение положительного результата он связывал с 

тесным сотрудничеством с Францией. Александр II согласился с доводами дипломата.
 
Горчаков предписывал российскому послу в Париже Киселеву передать Наполеону III,
 
что Россия не будет мешать Франции завладеть Ниццей И Савойей.
Наполеон III, проводивший дипломатическую подготовку к войне с Австрией, также 
нуждался в скорейшем подписании русско-французского союза. В результате 
многочисленных встреч, споров и компромиссов 19 февраля (3 марта) 1859 года в 
Париже был подписан секретный русско-французский договор о нейтралитете и 
сотрудничестве. И хотя Россия не получила поддержки Франции при пересмотре 
статей Парижского мира, этот договор позволил ей выйти из изоляции, в которой 
она находилась после поражения в войне с Турцией.
В начале 1860-х годов Горчаков занимал видное положение^ правительстве и 
оказывал большое влияние не только на внешнюю политику, но и на внутренние дела 

страны, выступая за проведение умеренных буржуазных реформ. Российскому 
министру 
был присвоен чин вице-канцлера (1862), а затем государственного канцлера (Щ67).
Горчаков был искушен в искусстве дипломатической игры. Остроумный и блестящий 
оратор, он владел французскими и немецкими языками и, по свидетельству О. 
Бисмарка, любил блеснуть этим. "Горчаков, - писал французский политический 
деятель Эмиль Олливье, - обладал умом возвышенным, большим, тонким, и его 
умение 
использовать дипломатические уловки не исключало лояльности. Он любил играть с 
противником, приводить его в замешательство, захватывать врасплох, но никогда