земного шара исследователь сможет работать на микроскопе, а каждый желающий – 
«заглянуть» в микромир, не отходя от компьютера.
      Сегодня подобные микроскопы используются только в научных исследованиях. 
С их помощью совершаются наиболее сенсационные открытия в генетике и медицине, 
создаются материалы с удивительными свойствами. Однако уже в ближайшее время 
ожидается прорыв, и прежде всего, в медицине и микроэлектронике. Появятся 
микророботы, доставляющие по сосудам лекарства непосредственно к больным 
органам, будут созданы миниатюрные суперкомпьютеры.
      
Микроскопы на поверхностных плазмонах
      
      Обычно с помощью видимого света наблюдать объекты ангстремной толщины 
нельзя. Однако существует микроскоп, позволяющий сделать это. Предел 
разрешающей силе микроскопа устанавливает явление дифракции света. Дифракция – 
огибание волнами препятствий. В более широком смысле – любое отклонение при 
распространении волн от законов геометрической оптики. В случае с микроскопом 
дифракция определяет то минимальное расстояние между двумя светящимися точками, 
при котором мы их увидели бы в микроскоп как две, а не одну.
      После небольших вычислений оказывается, что минимальное расстояние, на 
котором могут находиться две светящиеся точки, будет порядка половины длины 
волны света, на которой они излучают. Так, для излучения на длине волны 630 нм 
можно рассчитывать на разрешение объектов размером не более 315 нм.
      Но на явление дифракции можно взглянуть с другой стороны. Известно, что 
свет – это поток фотонов, квантовых частиц. Именно квантовая механика поможет 
нам понять, как получить разрешение, намного превосходящее дифракционный предел.

      Дело в том, что соотношение неопределенности связывает два вектора 
импульс частицы и ее радиусвектор. Как пишет С.И. Валянский в «Соросовском 
образовательном журнале»: «Теперь если задаться неопределенностью в определении 
импульса, то тем самым мы задали ту неопределенность в определение координаты 
квантового объекта, уменьшить которую мы уже не можем. Это задает нам некоторый 
объем в координатном пространстве. Пусть это будет некоторый кубик известного 
объема. Но никто не запрещает нам его деформировать, не изменяя его объем и не 
нарушая тем самым общего соотношения неопределенности. А деформируем мы этот 
кубик в некоторый тонкий блин, имеющий большую площадь, но маленькую толщину.
      Если квант будет двигаться в направлении, параллельном плоскости этого 
блина, то в силу большой неопределенности его локализации в плоскости блина 
можно получить достаточно большую определенность в проекции импульса на эту 
плоскость. Вместе с тем мы получаем достаточно высокую локализацию кванта в 
перпендикулярном к этой плоскости направлении, но огромную неопределенность в 
проекции импульса на это направление.
      Таким образом, точность определения направления движения кванта в 
плоскости, параллельной плоскости блина, напрямую связана с толщиной этого 
блина. Иначе говоря, чем в более тонкий блин раскатаем наш объем, тем с большей 
точностью мы сможем измерять направление движения кванта в плоскости блина. 
Итак, мы, оказывается, можем точно определять одну из проекций радиусвектора и 
одну из проекций импульса. Только эти проекции взаимно перпендикулярны».
      Но как теорию реализовать на практике? Ведь, чтобы работать с большими 
потоками квантов, локализованных в тонком слое, надо, чтобы они достаточно 
хорошо распространялись в этом тонком слое, поскольку мы хотим сделать область 
их локализации в направлении, перпендикулярном их движению, нанометровых 
размеров.
      Вот здесь на помощь и приходят плазмоны. Плазмоны – это квазичастицы 
(кванты), возникающие в результате колебаний электронов проводимости 
относительно ионов. Для твердых тел, например металлов, это колебания 
электронов проводимости относительно ионного остова кристалла.
      Квазичастицами они названы для того, чтобы отличить от настоящих 
квантовых частиц – электронов, протонов, нейтронов и т д. Их различие 
заключается в том, что если нагреть металл так, чтобы он превратился в газ 
исходно составлявших его атомов, то там никаких плазмонов не будет. Они 
существуют только тогда, когда есть металл как целое.
      Нас в дальнейшем будут интересовать кванты электромагнитного поля, 
связанные с осцилляциями поверхностных зарядов при отсутствии возбуждающего 
поля. По аналогии с обычными плазмонами вводят квазичастицы – поверхностные 
плазмоны (ПП). Область их локализации находится вблизи поверхности раздела, где 
локализованы поверхностные заряды.
      В 1902 году американский оптик Роберт Вуд обнаружил изменение 
интенсивности пучка света, дифрагирующего на решетке. Это было первое 
экспериментальное наблюдение поверхностных плазмонов в оптическом диапазоне. Но 
понято это было только в 1941 году, когда итальянскому физикутеоретику Уго 
Фано удалось объяснить аномалии Вуда. И только в конце 1960х годов Андреас 
Отто применил идеи, развитые в работах немецкого физика, к электромагнитным 
волнам оптического диапазона. Он сформулировал условия, при которых можно 
возбуждать ППволны на гладких поверхностях, и указал метод их возбуждения в 
оптическом диапазоне длин волн. Тем самым был открыт путь к экспериментальному 
исследованию поверхностных плазмонов в оптическим диапазоне.
      В 1971 году, через три года после выхода работы Отто, Эрвин Кречманн 
предложил еще одну схему возбуждения поверхностных плазмонов в оптическом 
диапазоне. В геометрии Кречманна тонкая проводящая пленка, на поверхности 
которой возбуждаются поверхностные плазмоны, наносится прямо на призму, с