Москву короноваться в Кремле. Ни Воронихин, ни граф Строганов не участвовали в 
этом торжестве.
      Для Андрея Никифоровича эти дни были отмечены другим немаловажным 
событием: в сентябре 1801 года состоялось его бракосочетание с Мери Лонг. 
Жениться на иностранке было не так просто. Петербургская консистория 
затребовала от Воронихина «сказку» – обязательство о невступлении в чужую веру 
и официальную от него просьбу на разрешение законного брака с «состоящей в 
реформаторском законе девицей Лонг, а от роду ей тридцатый год…». Воронихину 
тогда исполнилось сорок лет.
      Мери Лонг по требованию консистории также подписала обязательство: «по 
сочетании брака во всю свою жизнь оного своего мужа ни прельщением, ни ласками 
и никакими виды в свой реформаторский закон не соблазнять».
      Свадьба состоялась в Строгановском дворце на Мойке. В числе гостей был 
старый граф Строганов. Были и некоторые члены комиссии по строительству 
Казанского собора во главе со Старовым, генеральный английский консул Шафт, 
дозволивший Мери Лонг выйти замуж за русского зодчего. Воронихин обрел не 
только верного друга, но и прекрасную помощницу.
      А Казанский собор освятили в мае 1811 года. Общее мнение было единым – 
это сооружение, грандиозное по замыслу и великолепное по исполнению, является 
одним из самых замечательных и самых оригинальных в Европе. Трудно найти более 
удачное сочетание крепкой, уверенной в себе силы и нежной нарядности, чем в 
знаменитой воронихинской решетке у Казанского собора. В этой решетке сказалось 
все жизненное богатство Воронихина, его понимание классики, торжественности, 
закономерности, планировки города, мастерство рисунка и свобода и легкость 
орнамента русского кружева.
      В один из дней 1806 года Александр I (не без протекции графа Строганова), 
в самый разгар строительства Казанского собора, вызвал к себе в Зимний дворец 
Воронихина. Из углового кабинета, окнами выходившего на Неву, царь показал 
архитектору на видневшиеся при впадении Невы в залив беспорядочно стоявшие дома 
Горного корпуса и сказал, что на их месте должно быть построено цельное здание, 
монументальное и приятное глазу, и чтобы из боковых окон Зимнего дворца было 
видно, и чтобы при смотрении с Невы на здание слагалось у иностранцев 
представление о величии столичной архитектуры.
      «Горный кадетский институт» – настоящий памятник русской культуры качала 
19го столетия. В 1806 году на берегу Невы Воронихин воздвиг здание, фасад 
которого состоит только из громадного фронтона, покоящегося на двенадцати 
мощных колоннах. По сторонам портала – две большие скульптурные группы, на 
берегу – спуск к воде в виде гигантской лестницы.
      Воронихин здание Горного института задумал построить как храм науки 
«геологии». Виденные им в Италии и Греции античные храмы рисовались перед его 
воображением, и он создал подобный им строгий, титанически мощный 
двенадцатиколонный портик дорического храма. В этом произведении Андрей 
Никифорович не повторял чтолибо уже существовавшее, не делал копии в 
буквальном смысле, а создавал свой образ античного храма, как он его 
воспринимал и понимал. При этом его русский характер и мягкость сказались и 
здесь. Дорические колонны «прорисованы», как говорят художники, живыми, сочными 
линиями. В пропорции фронтона и колонн найдены приятные и гармоничные 
соотношения.
      Статуи, поставленные по сторонам подъезда в институт, изображают Плутона, 
похищающего Прозерпину, и Геркулеса, борющегося с Антеем. Обе скульптурные 
группы аллегорически говорят о победе человеческого разума над тайнами природы. 
Недра земли ревниво хранят свои богатства, и нужно иметь большие знания и силу, 
чтобы добыть их. Так Воронихин запечатлел в своем архитектурном произведении 
великую силу человека над природой.
      Сохранилось и несколько небольших, но очаровательных его произведений, 
пронизанных нежным и внимательным отношением к человеку, которую унаследовал 
Воронихин от своего народа. Особенно интересен «Фонарик» – небольшая 
комнатабиблиотека в Павловском дворце. Воронихин в обыкновенной комнате вынул 
одну стену, превратив ее в беседку с колоннами. Пространство между колоннами 
было застеклено от пола до потолка, и потому впечатление простора света и 
открытого сада было очень сильно. Казалось, что сад с цветами и солнечными 
зайчиками продолжается в комнате, тем более что и снаружи и внутри библиотеки 
все было заставлено цветами. Увлечение классицизмом сказалось и здесь. 
Архитектурный переход от стен комнаты к куполу и колоннам фонарика был 
декорирован белыми статуями двух кариатид, фигурами девушек в античных одеждах, 
которые поддерживали своими головами арку. Чтобы посетители могли мысленно 
перенестись в далекое прошлое, в эпоху античной Греции, в мир «классики», у 
кариатид были как бы отбиты руки, совсем как на подлинных статуях, вырытых из 
земли учеными XVIII века.
      Нельзя не сказать о фонтанах архитектора. Оставаясь тем же глубоким, 
вдумчивым носителем идей гуманности и просвещения, Воронихин показал в своих 
фонтанах, что поэтичность художественного образа может совершенно спокойно 
сочетаться с прозой жизни, он решил две задачи, далекие друг от друга, но 
связанные общим пониманием классики. Одни фонтаны – только праздничное, 
нарядное украшение в парке, другие, наоборот, – живописные водопои для лошадей 
на дорогах. И те, и другие овеяны поэзией окружающей их природы – тенистых 
аллей и полей.
      Так, в Петергофе, в тенистой части парка, среди высоких лип и кленов 
высятся колонны разрушенного античного храма. Воссоздана картина как бы 
действительного происшествия – от стен остались только фундаменты, посредине