ожидать от внезапных и вулканических вспышек своего чувства, он всегда 
находился в зависимости от расположения своего духа: найдет на него одушевление 
— и он удивителен, бесподобен; нет одушевления — и он впадает не то чтобы в 
посредственность — это бы еще куда ни шло, — нет, в пошлость и тривиальность».
      Столь различные оценки великого критика говорят о том, что талант 
Мочалова «действительно стоял далеко за чертою обыкновенного».
      Он был среднего роста, немного сутуловат. Но в страстные минуты 
вдохновения Мочалов, казалось, вырастал и делался стройным. И тогда, как писал 
один из ранних биографов А.А. Ярцев, «голова его с черными вьющимися волосами, 
могучие плечи особенно поражали, а черные глаза казались замечательно 
выразительными. Лицо его было создано для сцены. Красивое и приятное в 
спокойном состоянии духа, оно было изменчиво и подвижно — настоящее зеркало 
всевозможных ощущений, чувств и страстей».
      Всех поражал его чарующий голос. У него был тенор, мягкий и звучный, 
нежный и сильный, проникавший в душу. Переходы и переливы голоса были 
разнообразны и красивы; его шепот был слышен в верхних галереях; его голосовые 
удары заставляли невольно вздрагивать…
      «В исполнении своих ролей Мочалов отличался образцовой добросовестностью,
 — продолжает Ярцев. — Он всегда знал их твердо, и суфлер ему был решительно не 
нужен. Мимика Мочалова была замечательной, благодаря подвижному и 
выразительному лицу, и поэтому немые сцены выходили у него поразительными. 
Увлекаясь игрою, Мочалов забывал, что он на сцене, и жил жизнью изображаемого 
лица. Он не помнил в это время, как нужно обращаться с окружающими, и нередко 
игравшие с ним артисты возвращались домой с синяками на руках, сделанными 
Мочаловым в порыве сценического увлечения».
      В сороковых годах все чаще появляются записи о мочаловских запоях, об 
отмене спектаклей, ссорах с дирекцией. От Мочалова уходят роли. Однажды в 
приезд государя он должен был выступать в роли Чацкого, но вместо этого пил 
гдето за городом. В спектакль был срочно введен Иван Самарин.
      17 января 1841 года в Большом театре, в свой бенефис, 40летний Мочалов 
играет премьеру «Ромео и Юлия» в переводе Каткова. Спектакль проходит с успехом.
 Тем не менее Павел Степанович пишет Грановскому: «Я — человек конченый, и как 
артист тоже».
      В более поздний свой бенефис (1845) Мочалов вывел в первый раз на сцену 
дочь Екатерину Павловну в «Коварстве и любви», в роли Луизы, а сам дебютировал 
в роли музыканта Миллера (отца Луизы). М.С. Щепкин, также участвующий в 
спектакле, говорил позже, что рыдал на сцене от пронзительной игры Мочалова.
      Мочаловтрагик бессменно тридцать лет занимал первое амплуа и переиграл 
огромное число ролей. Из переводных мелодрам в его репертуаре главное место 
занимали пьесы Коцебу, из русских — Шаховского, Полевого, Ободовского и 
Кукольника. Приходилось ему играть главные роли и в комедиях — например, 
Альмавиву в «Севильском цирюльнике» и Чацкого — в «Горе от ума».
      Белинский както сказал: «Мочалов выразил самое таинство, сущность 
сценического искусства». Но таких пьес немного. Трагедия гениального актера 
состояла в том, что он не находил, или почти не находил пьесу, которая в полной 
мере могла бы соответствовать его таланту. Мочалов боролся за «Маскарад», но 
цензура не разрешила постановку этой пьесы. Из шекспировского репертуара он 
играл Гамлета, Отелло, Лира, Кориолана, Ромео, Ричарда III; из шиллеровского — 
Франца и Карла Мооров, ДонКарлоса, Фердинанда и Миллера, Мортимера («Мария 
Стюарт»).
      Век Мочалова был короток. Гибель пришла нелепо. Коляска его по пути в 
Москву из Воронежа провалилась под ломкий лед. Павел Степанович вымок. Пил всю 
дорогу водку — вина уже не было, заедал ее снегом. Приехал в Москву совершенно 
больной.
      Умер Мочалов 16 марта 1848 года. Ему было всего 48 лет. Москва 
торжественно проводила своего любимца на вечный могильный покой. Когда посте 
отпевания в Храме Николая Большой Крест на Ильинке вынесли гроб, его 
перехватили студенты университета и несли на руках до Ваганьковского.
      «В мире искусства Мочалов пример поучительный и грустный, — писал 
Белинский в некрологе. — Он доказал собою, что одни природные средства, как бы 
они ни были огромны, но без искусства и науки доставляют торжества только 
временные…»
      Многое в мочаловском творчестве не принимал М.С. Щепкин, но он высоко 
ценил талант актера и, узнав о его смерти, писал: «Россия лишилась могучего 
таланта! Что делать, что он, по нашему разумению, не вполне удовлетворял нас, 
но мы уже не услышим тех потрясающих душу звуков, [не увидим] тех восторженных 
мгновений, которые часто прорывались сквозь его нелепые формы…»
      Великолепно сказал о значении творчества двух титанов русского 
драматического театра А.И. Герцен: «Щепкин и Мочалов, без сомнения, два лучших 
артиста изо всех виденных мною в продолжение тридцати пяти лет и на протяжении 
всей Европы. Оба принадлежат к тем намекам на сокровенные силы и возможности 
русской натуры, которые делают незыблемой нашу веру в будущность России».
      
РАШЕЛЬ ЭЛИЗА
(1821—1858)
      
      Французская актриса. С 1838 по 1857 год выступала в театре «Комеди 
Франсез». Возродила на сцене классицистскую трагедию (П. Корнель, Ж. Расин). С 
середины 40х годов гастролировала в Европе и Северной Америке.