|
даже
в условиях военного времени, доходили за считанные дни, то этот способ связи
был
самым быстрым и надежным. Правда, существовала опасность наткнуться на
"подставу" английской разведки, но, как говорится, Бог миловал. Зильбер
умудрился отправлять секретные сообщения и через Нью-Йорк в попадавших к нему
пакетах, адресованных видным фирмам. Он вкладывал свои письма с отметкой "прошу
переслать", и не было случая, чтобы такая просьба не сработала. Будучи
человеком
осторожным, он прибегал к такому способу только один раз в отношении каждой
фирмы.
Были случаи, когда ему приходилось молча наблюдать, как английская
контрразведка
подкрадывается к тому или иному немецкому агенту. Он не мог ни предупредить, ни
помочь ему. Случалось и обратное1 он выявлял английских агентов в Германии, но
никогда не вмешивался и не оказывал помощи германской контрразведке, считая,
что
может этим загубить себя.
Зильбер, работая бок о бок с другими цензорами, не мог делать никаких заметок и
выписок из писем, всю добытую из них информацию приходилось держать в голове, и
напряжение было огромным. Он никогда не составлял и, тем более, не оставлял
донесения в своей квартире, а снимал для этого другие помещения на вымышленное
имя. Чтобы замаскировать свои отлучки, говорил, что часто ходит в театры,
покупал билеты, отрывал "контроль", "использованные" билеты бросал возле жилья
или на работе. Зачастую удавалось унести с работы нужные документы и
сфотографировать их. Требовалось много пленки, и Зильбер покупал ее и
фотоматериалы в разных концах города.
Однажды некий лавочник в чем-то заподозрил Зильбера и начал за ним
самостоятельную слежку. Заметив ее, Зильбер пожаловался началь-
ству, и чересчур бдительному лавочнику посоветовали заняться своими делами.
Как-то раз Зильбер вскрыл письмо, оказавшееся самым важным за годы его
разведывательной работы. Женщина делилась с подругой своей радостью: ее брат,
морской офицер, сможет теперь чаще бывать дома, так как получил назначение в
близлежащий порт, где занимается секретной работой, имеющей отношение к
вооружению старых морских судов. Разведчик понял, что речь идет о чем-то важном,
и в первый же свой выходной отправился в город, где жила легкомысленная
отправительница письма. Он выступил перед ней в качестве официального лица,
правительственного цензора, и сделал ей серьезное внушение. Перепуганная и
огорченная девушка умоляла Зильбера не сообщать о случившемся брату и не
портить
его карьеры. В разговоре с ней он узнал, что речь шла ни больше ни меньше, как
о
новом средстве борьбы с германскими подводными лодками, так называемых
"приманных судах". Ни сам Зильбер, ни главное командование военно-морскими
силами Германии никогда раньше не слышали о чем-то подобном. Прощаясь, Зильбер
милостиво пообещал девушке простить ее и не заводить дела, взяв, в свою очередь,
с нее клятвенное обещание ничего не говорить брату о его визите. "Это в ваших
же
интересах", - добавил он. Девушка и сама понимала это.
На другой же день Зильбер отправил важнейшее донесение. В нем говорилось, что
англичане приступили к оборудованию "приманных судов". Это были старые торговые
пароходы, на которых устанавливались хорошо замаскированные скорострельные
пушки
и другое вооружение. Борта укреплялись, а в трюм загружалась пробка и другой
материал, который мог поддержать плавучесть судна в случае попадания в него
торпеды. (Об использовании этих судов см. очерк "Эдвард С. Миллер").
Германское командование уже было осведомлено о внезапном исчезновении
нескольких
субмарин, сообщивших об успешном торпедировании вражеского судна. Теперь эта
загадка получила объяснение.
Но даже после того, как немцам стало известно о сути "приманных судов", легче
от
этого не стало. Когда немецкие подводники узнали о том, что любое беззащитное и
безоружное с виду судно может мгновенно превратиться в грозный военный корабль,
они потеряли присущую им до этого уверенность в действиях. Были зафиксированы
случаи, когда команды охватывал смертельный страх, и они не могли выполнить
своей задачи.
Зильбер пробыл в Англии до конца войны, так и не будучи разоблаченным, и
благополучно вернулся в Германию, где выступил со своими воспоминаниями.
Поскольку речь зашла о делах цензоров-шпионов, хотелось бы напомнить еще об
одном, имеющем прямое отношение к нашей стране. Австро-германский агент Карл
|
|