49

вербовкой добровольцев. Другой корабль Писарро отправил под командой опытного 
кормчего Бартоломе Руиса к югу, на разведку, а сам остался со своим отрядом в 
захваченной индейской деревне с намерением исследовать близлежащие местности.
Бартоломе Руис успешно выполнил свою задачу, избегая столкновений с индейцами, 
он продвинулся далеко на юг, почти до экватора. Перед изумленными испанцами 
открывалась цветущая земля, хорошо возделанные поля, богатые селения.
Тем временем Альмагро навербовал в Панаме еще восемьдесят добровольцев из числа 

вновь прибывших испанских колонистов и также присоединился с ними к Писарро. 
Экспедиция, теперь уже в полном составе, двинулась дальше на юг, вдоль узкой 
береговой полосы, окаймляющей горную цепь. Вскоре экспедиция достигла границы 
страны перуанских индейцев - инков. Однако начать завоевание этого обширного 
государства с такими ничтожными силами Писарро все еще не решался, так как 
несколько столкновений с перуанцами кончились не в его пользу. Выбрав для 
стоянки небольшой остров Гальо, он остался на месте со своим отрядом, еще раз 
отправив Альмагро в Панаму за подкреплением.
Однако новый наместник, присланный в "Золотую Кастилию" после смерти д'Авилы, 
запретил Альмагро вербовать добровольцев для этого "безрассудного предприятия" 
и 
отправлять их "на верную погибель". Он не только не помог Альмагро, но направил 

к острову Гальо корабль за Писарро и его спутниками. Такой исход предприятия 
отнюдь не радовал Альмагро и Луке. Они уже понесли большие затраты и не 
намерены 
были отказываться от своих надежд, особенно после того, как Бартоломе Руису 
удалось захватить нескольких перуанцев. О богатстве этой страны можно было 
судить по их золотым и серебряным украшениям.
Оба компаньона поспешили послать своего доверенного к Писарро, который убедил 
его настаивать на продолжении экспедиции и отказаться от повиновения наместнику 

Писарро, разумеется, внял этим советам. Но напрасно он расточал соблазнительные 

обещания своим измученным, изголодавшимся спутникам. Когда прибыл корабль, 
посланный наместником, все они, за исключением двенадцати человек, покинули 
конкистадора.
Писарро поселился вдали от берега на необитаемом острове, названном им Горгоной.
 
Испанцы провели там семь долгих месяцев, терпеливо дожидаясь обещанной помощи 
от 
Альмагро и Луке.
Наконец, под влиянием настойчивых просьб Альмагро и требований испанских 
колонистов оказать помощь людям, все преступление которых состояло в упорном 
преследовании поставленной цели, наместник согласился отправить на остров 
Горгону небольшое судно с приказом привезти в Панаму Писарро и его спутников. 
Чтобы Писарро не использовал в своих интересах это судно, на его борту не было 
ни одного солдата и никакого военного снаряжения
Когда корабль прибыл на Горгону и капитан огласил приказ наместника, все 
тринадцать авантюристов, забыв о своих лишениях, стали уговаривать приехавших 
за 
ними матросов отправиться к берегам Перу за богатой добычей Уговоры 
подействовали. Корабль направился в южном направлении вдоль берега нынешнего 
Эквадора, пересек залив Гуаякиль и достиг перуанского города Тумбеса. 
Конкистадоры открыли страну инков, полную золота и серебра Но они не могли 
покорить могущественную страну своим маленьким отрядом, поэтому вынуждены были 
вернуться После восемнадцатимесячного плавания авантюристы прибыли в Панаму, 
где 
их считали давно погибшими
"V

50

100 ВЕЛИКИХ АВАНТЮРИСТОВ

Прошло более трех лет с тех пор, как Писарро предпринял первую попытку 
проникнуть в Перу. Неудачные экспедиции вконец разорили его компаньонов 
Альмагро 
и Луке. Писарро в 1528 году отправился в Испанию на аудиенцию к королю Карлу V. 

После долгих хлопот он получил от него в качестве поощрения за свои труды 
звание 
наместника, военачальника, должность главного судьи, дворянский герб и 
пожизненную пенсию. Писарро выговорил также награды и титулы для обоих своих 
компаньонов и для всех остальных участников экспедиции.

Наконец, в начале 1530 года Писарро вернулся в Панаму, где сразу же столкнулся 
с 
новыми неожиданными осложнениями и трудностями. Диего де Альмагро видел в нем