Орлов зазвал графа Цароки в соседнюю комнату, где оба и провели достаточно 
долгое время в конфиденциальной беседе. Автор этих строк стоял у окна, из 
которого был виден экипаж графа Орлова, и заметил, как из дома вышел один из 
его 
слуг, открыл дверцу кареты, извлек из-под сиденья объемистый кожаный мешок 
красного цвета и отнес его наверх, в одну из комнат, снимаемых его господином. 
По возвращении в Ансбах граф Цароки впервые предоставил маркграфу документ, 
скрепленной имперской печатью, который удостоверял, что он русский генерал. 
Впоследствии он признался маркграфу, что он вынужден пользоваться именем Цароки,
 
а настоящим именем следует считать Ракоци и что он является единственным 
представителем этого рода и прямым потомком принца-изгнанника, некогда 
управлявшего Зибенбюргеном времен императора Леопольда".
Из России Сен-Жермен направился в Германию, затем в Италию. Он познакомился с 
ландграфом Карлом Гессенским. Принц слыл знатоком и страстным любителем алхимии 

и вообще тайных наук, а Сен-Жермен имел репутацию непревзойденного мастера по 
этой части. Граф долгое время пользовался услугами Сен-Жермена. Великий 
авантюрист жил при нем до самой своей смерти в 1784 году.
Сен-Жермен никогда не испытывал нужды в деньгах. Современников это мало 
удивляло, поскольку считалось, что таинственный граф умеет делать золото и 
драгоценные камни. На самом же деле основным источником его доходов была казна 
благоволившего к нему короля Людовика XV, который поселил его в своем замке 
Шамборе и дал ему возможность заниматься алхимическими работами, требовавшими 
тогда больших средств. Несомненно, что с этой стороны Сен-Жермен хорошо 
поживился.
Другим источником богатства были его дипломатические подвиги. Предполагают, что 

граф был искуснейшим шпионом и что его услугами пользовались все политики 
Европы 
- Шуазель, Каупиц, Питт. Ловкий, вкрадчивый, обходительный, чрезвычайно 
красноречивый, владевший всеми европейскими языками, посвященный во всю 
подноготную тогдашней политики, он, конечно, лучше чем кто-нибудь другой 
подходил для роли международного тайного политического агента.
Впрочем, назвать Сен-Жермена шпионом, как это сделал Казакова, будет, конечно, 
преувеличением: но ему не раз поручались французским двором Щекотливые 
дипломатические миссии. Многое в поведении Сен-Жермена становится ясным, если 
согласиться с мнением, что он был членом так называемого "Братства золотых 
розенкрейцеров" и достиг высших масонских степеней посвящения.
С деятельностью тайных обществ был связан, видимо, и его приезд в Петербург, 
состоявшийся в 1762 году. Именно поэтому любимец императрицы Григорий Орлов 
обращался к графу не иначе как "Саго райге". Принадлежно-
186

100 ВЕЛИКИХ АВАНТЮРИСТОВ     1

ГРАФ СЕН-ЖЕРМЕН

187

стью к масонству легко объясняется тогда и поразительная информированность о 
политической обстановке в Европе, которую Сен-Жермен часто облекал в форму 
неизменно сбывавшихся "пророчеств".

Граф был среднего роста, отлично сложен, подвижен, обаятелен, с очень 
выразительным лицом. Всегда подчеркнуто просто, но изысканно одевался, обладал 
внушительными манерами и прослыл превосходным рассказчиком. Судя по дошедшим до 

нас отзывам современников, он обладал редким даром очаровывать слушателей. 
Стоило ему появиться в обществе, как его тут же окружала снедаемая любопытством 

и преисполненная почтения толпа. Он умел, как никто другой, возбуждать у людей 
интерес к собственной персоне.

У него была феноменальная память и неудержимая фантазия. Нередко он развлекался 

тем, что сообщал своим слушателям такие точные детали о людях и событиях 
прошлого, какие мог знать, казалось, только очевидец, чем приводил всех в 
замешательство. Один из плеяды французских энциклопедистов, Ф.М. Гримм, писал 
об 
этом его обыкновении: "Граф Сен-Жермен считается человеком весьма разумным. 
Химию и историю он знает, как эрудит. Ему свойственно припоминать важнейшие 
события древних инков и преподносить их с блеском, живостью и чисто 
аристократическим мастерством как анекдоты современности".

Сен-Жермен очень любил умышленно "проговариваться", наслаждаясь в душе 
производимым впечатлением. Он мог, например, если речь заходила о короле 
Франциске I, умершем за двести с лишним лет до этого, как бы невзначай 
обронить: