| |
Листая страницы личного дела Маневича-Этьена, Берзин усомнился в правильности
своего старого приказа - подать прошение о помиловании. Был смысл подавать
прошение сразу же, как только Кертнер оказался в тюрьме. Но такое прошение
должно было сопровождаться целым рядом организационных мер! И большие взятки
могут помочь в подобных случаях. Однако нельзя теперь требовать от Этьена,
чтобы он поступился всеми тюремными связями, когда без них он не мог бы жить и
работать, связи эти - единственные, и никаких других связей мы установить с ним
не сумели.
Берзин листал личное дело полковника Маневича, все глубже заглядывая в прошлое,
возвращаясь к тем дням, когда красных командиров еще не называли полковниками,
майорами, капитанами, а к нему, к Берзину, еще не пристало прозвище "Старик".
Личное дело хранило в копиях все справки и бумажки, какие в прошедшие годы были
выданы Маневичу: о лётном пайке, о путевке для дочери Тани в пионерский лагерь,
об отпуске дров со склада, о выдаче нового обмундирования. Берзин задержался
взглядом на письме, отправленном в Чаусы, в исполком, с просьбой помочь
родителям военнослужащего Л. Е. Маневича и отпустить им по государственной цене
восемь листов кровельного железа для ремонта прохудившейся крыши. Сюда же
подшита справка от местных властей о социальном положении родителей:
"Из имущества означенные граждане имеют ветхий дом и ветхий сарай. Торговлей не
занимаются".
Листая подшитые бумаги от конца к началу, Берзин уткнулся в анкету молодого
Маневича, ту самую, которая лежала на столе во время первой беседы с будущим
разведчиком.
Более чем закономерно, что Маневича перевели тогда на работу в
разведуправление!
Старший брат, Жак Маневич, с юных лет участвовал в революционном движении,
состоял в РСДРП(б). Был арестован, с помощью сестры бежал из каторжного
централа в эмиграцию. Там получил медицинское образование. Позже товарищи Жака
по подполью привезли к нему в Швейцарию младшего брата Леву. Родом Маневичи из
белорусского городка Чаусы, семья бедная, и учить мальчика было не на что.
После февральской революции братья вернулись в Россию. Девятнадцатилетний Лев
Маневич добровольно вступил в Красную Армию, сражался за советскую власть в
Баку, а затем против Колчака, был комиссаром бронепоезда. Член РКП(б) с 1918
года. Партбилет No 123915. После гражданской войны стал слушателем Военной
академии. Окончил академию с отличием и поступил на курсы усовершенствования
начсостава при Военно-воздушной академии.
Во время первой беседы Берзин спросил Маневича:
- Как вы отнеслись бы к предложению перейти к нам на работу? Придется и по белу
свету поездить...
Маневич не торопился с ответом.
- Языки знаете? - тоном полувопроса продолжал Берзин.
- В Самаре меня даже обзывали полиглотом. После одного случая...
- Какого же?
- Еще в двадцатом году. Я тогда работал заврайполитом. Дорожная Чека задержала
двух подозрительных - мужчину и женщину. Хотели обыскать - те скандалят,
требуют французского консула. По-русски вроде бы понимают плохо. Чекисты, чтобы
соблюсти дипломатию, позвали на помощь. Я попросил не представлять меня той
парочке, сел молча в стороне, послушал. Потом один чекист взял из рук женщины
сумочку, разрезал подкладку, достал оттуда пластинки золота и документы.
- Кто же это были?
- Колчаковский полковник с женой. В Самаре у них была явка, пробирались за
границу. Чекисты не напрасно их обыскали. Даже в каблуках у дамочки оказались
бриллианты.
- А почему обратили внимание на сумочку?
- Ах, да, виноват, забыл сказать... Я услышал, как полковник предостерег жену
по-французски, чтобы она спрятала сумочку в муфту. Тогда я подал знак чекисту.
Потом мы с полковником поговорили откровенно. "Я, говорит, только вы вошли,
сказал жене, что этот стройный черноволосый чекист наверняка из аристократов. А
уж когда вы заговорили по-французски!.." Никак он не мог поверить, что с ним
говорил большевик. Сперва упрекал, что я перебежал от своих, потом хотел
откупиться...
- Отлично, - засмеялся Берзин. - Можно считать, что некоторый опыт разведработы
|
|
