обстановка в Советском Союзе не шла 
ни в какое сравнение с жизнью на Западе, к которой она адаптировалась. Каридад 
мечтала о другой жизни. После приезда в Москву она встретилась с Долорес 
Ибаррури и Хосе Диасом. Была составлена большая программа ее ознакомительной 
поездки по Советскому Союзу, а затем отдых в Грузии.

На Рамона и его семью — на Каридад Меркадер, сестру Монсерат, братьев Хорхе и 
Луиса — были заведены в КГБ учетные карточки, по которым им выплачивалось 
денежное содержание. Для них это был единственный источник существования. С 
Луисом история особая. Он приехал в СССР в возрасте 15-16 лет, находился на 
моем личном попечении, окончил Московский энергетический институт, стал 
профессором. В годы войны он был в бригаде особого назначения, работал в 
управлении по делам военнопленных в качестве переводчика при допросах пленных, 
хотя военнопленных из испанской «Голубой дивизии» было мало. Другие 
родственники этой большой семьи жили за границей. Хорхе попал в немецкий 
концлагерь и был освобожден нами в 1945 году.

Луис после смерти Рамона переехал в Испанию, где получал пенсию как участник 
войны, льготы и денежное содержание, связанные с профессиональной деятельностью.


Каридад была единственной из сотрудников советской разведки, которая 9 мая 1945 
года, как Клавдия, получила персональную телеграмму от Берии за подписью 
«Павел» с поздравлением по случаю Дня Великой Победы, в которую она и ее дети, 
участвуя в антифашистском сопротивлении, внесли достойный вклад. Там же 
сообщалось, что Хорхе освобожден из фашистского концлагеря. Депеша была вручена 
Каридад нашим резидентом в Мексике Г. Каспаровым.

До разведки, правда, с большим опозданием, в 1995 году, дошли письма Эйтингона, 
которые были подшиты в досье Рамона Меркадера. Адресовались они лично Андропову.
 Эйтингон писал, что из-за незаслуженно предвзятого отношения к нему 
недостаточно оказывается внимания этому заслуженному работнику советской 
разведки, который тяжело болен и нуждается в медицинской помощи и поддержке. На 
письме резолюция Андропова: «Встреча с работниками показала, что внимание 
оказывается, нет оснований беспокоиться». И тем не менее Леонид Эйтингон до 
последних дней своей жизни проявлял о Рамоне трогательную заботу.

Кстати, в отношении всей этой эпопеи и судьбы Эйтингона имеются очень большие 
неточности и расхождения в публикациях. Когда мне позвонил Дмитрий Волкогонов и 
попросил прояснить ряд моментов, связанных с троцкистским движением, я 
обратился к председателю КГБ Владимиру Крючкову. Приехавшие сотрудники КГБ 
сообщили, что досье Меркадера исключительно скудное, в нем нет никаких данных 
об оперативной разработке, о его пребывании в Мексике, связях и т. д. Как 
оказалось, все документы прочно осели в личных архивах председателей КГБ, ходу 
им не давали. Поэтому даже те, кто опекал Рамона, были знакомы с его биографией 
в самых общих чертах. Закрытость способствовала распространению мифов о его 
семье, о том, что советские органы якобы держали «в заложниках его младшего 
брата и сестру», которые на самом деле проживали в Париже.

Получили также распространение сплетни об интимных отношениях Каридад Меркадер 
и Эйтингона, о том, что якобы на этой основе Рамон принял участие в операции по 
ликвидации Троцкого. Я несколько раз писал Волкогонову, интересовавшемуся этим 
делом, по поводу вздорности этих измышлений, запущенных в оборот перебежчиком Н.
 Хохловым. Ведь мало кто знает, что Эйтингон по делам троцкистов работал за 
рубежом с оперативной женой, старшим оперуполномоченным ИНО Александрой 
Кочергиной — Шурой. И именно она привлекла к сотрудничеству с нами Каридад. 
Кочергина прекрасно знала и поддерживала отношения еще во Франции с Рамоном. 
Каридад и Шура дружили семьями и в Москве в 40-е годы. Измышления об «интимных» 
отношениях Эйтингона с семьей Меркадеров сознательно запускались и у нас, и на 
Западе с целью очернить этих незаурядных людей, внесших существенный вклад не 
только в ликвидацию злейшего врага Советского Союза, но и в борьбу с фашизмом в 
трудное предвоенное время.

Надо отметить, что отношение к агенту, который честно выполнил свой долг, 
внимание к нему после того, как надобность в оперативном его использовании 
отпала — это исключительно деликатный вопрос. Мне рассказывали, как тяжело 
проходили встречи с Каридад Меркадер в Париже, когда в середине 50-х годов 
передавались деньги на поддержку этой семье. Наши оперативные работники, 
поддерживающие связь с семьей, зачастую были в неведении относительно всех 
обстоятельств, но интуитивно чувствовали, что судьба Меркадеров замыкается «на 
верхи». И надо отдать должное руководству КГБ в 60-е годы, оно свой долг, свои 
обязательства в целом выполнило. Несмотря на то что мы с Эйтингоном в это время 
находились в заключении, Рамону 6 июня 1961 года была вручена Золотая Звезда 
Героя Советского Союза. Что же касается его трудоустройства, то, если бы не 
подключились товарищи из ЦК Испанской компартии, в частности, Луис Балагер и 
Долорес Ибарурри, возможно, ситуация с ним была бы достаточно сложной. Однако 
его трудоустроили в Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, где он вел 
творческую работу, связанную с историей гражданской войны в