жа выкачали деньги, чтобы заткнуть рот этим бандитам, а посольство 
получило расписку в том, что Товбины более не имеют претензий к Советскому 
Союзу.




АКЦИИ «НАФТЫ» ИЗ КРЕМЛЯ


— Извините, — сказал новый клиент, — вот мои документы. Я француз. Меня зовут 
Анри Блюм.

Парижский брокер просмотрел документы; все было в порядке.

— Здесь, — продолжал Анри Блюм, — двести акций «Нафты». Не могли бы вы продать 
их для меня? Сегодня они идут по восемьсот франков. Я был бы очень признателен, 
если бы вы дали мне аванс в пятьдесят тысяч франков.

Брокер не нашел в этом совершенно обычном предложении ничего подозрительного, 
заключил сделку, взял двести акций и выдал требуемую сумму. Пока все шло 
нормально. Брокер все еще рассматривал акции, когда в контору вдруг ворвались 
полицейские и арестовали его. Брокер оказал сопротивление, и его пришлось 
связать.

— Но почему?! Что я сделал?

— Будет лучше, если вы пойдете с нами, не создавая проблем. Скоро вы все 
узнаете, если вам еще что-то неизвестно.

Арестованного доставили в следственную комиссию и допросили.

— Вы занимались сделками с поддельными акциями «Нафты».

— Возможно, но я не знал, что они поддельные.

— Где вы их взяли?

— У Анри Блюма.

— Кто такой Анри Блюм?

— Француз.

— Где он сейчас?…

Блюма нашли, арестовали, доставили в следственную комиссию.

— Откуда у вас акции? — последовал жесткий вопрос.

Анри Блюм начал лепетать о таинственных посредниках, но, в конце концов, был 
вынужден признаться.

— Эти акции мне прислали из Москвы.

Все собранные доказательства подтвердили его слова. Афера не прошла.




ТЕЛО НЕЗАБВЕННОГО ЛЕНИНА


— Профессор С., прочитайте, пожалуйста, эту заметку в «Известиях», — обратился 
к С., профессору анатомии Харьковского университета, один из студентов.

Профессор С., которому после многих лет преподавательской работы пришлось 
бежать от большевиков в Болгарию, был теперь очень осторожен, хотя 
правительство Украины гарантировало ему личную неприкосновенность и 
удовлетворило его просьбу вернуться к прежней работе.

— «На теле Ленина, обследованном профессором Абрикосовым, начали появляться 
признаки разложения», — прочитал С.

— Что вы об этом думаете, профессор? — спросил студент.

— Что же, мне представляется, что тело было забальзамировано крайне неумело и 
небрежно.

Эти слова имели важные последствия. Час спустя профессора вызвали по телефону в 
Наркомат здравоохранения Украины. Он отправился туда, ничего не подозревая.

Вопрос наркома удивил профессора:

— Вы заявили, что тело Ленина плохо забальзамировано, не так ли? На чем 
основано ваше мнение?

— Ни на чем не основано, — испуганно ответил профессор.

— Но вы, кажется, сказали, что Абрикосов плохо разбирается в этом деле?

— Я устал после лекции и сейчас вряд ли вспомню, как именно звучал вопрос, 
заданный студентом.

Профессору разрешили уйти. Через два дня его вызвали телеграммой в Москву. Ему 
предоставили отдельное купе — все расходы были оплачены, — и через двадцать 
четыре часа он прибыл в столицу. На вокзале его встречали Дзержинский, Семашко 
и Калинин. Оттуда профессора отвезли в ОГПУ и накормили завтраком.

— Как, по-вашему, профессор Абрикосов провел бальзамирование? Как следовало, 
или же что-то было сделано не так, и в результате тело быстро разлагается и 
выглядит ужасно? — задал первый вопрос Дзержинский.

Профессор С. сразу понял, как много зависело от его ответа.

— Абрикосов — единственный в России специалист такого рода, и я не сомневаюсь, 
что он использовал все новейшие методы бальзамирования.

— Профессор, подумайте, нет ли других способов, чтобы сохранить тело хотя бы на 
два-три года, — спросил Дзержинский. — Хорошенько подумайте, профессор, иначе 
потом вы можете пожалеть. Пусть вас не беспокоит, что скажут за границей. Вы 
останетесь в Москве.

Через несколько дней профессор пришел в Мавзолей.

Нервничал ли он? Угнетала ли его непривычная обстановка?

Он переступил порог комнаты с ужасом, Проведя полжизни в анатомичках, привыкнув 
к трупному смраду, профессор ужаснулся, увидев мертвенно-бледное разлагающееся 
тело вождя в стеклянном саркофаге. Распухшее и вздутое, с потрескавшейся и 
обесцветившейся кожей, оно представляло собой отвратительное зрелище.

— Мне нужна полная тишина! — заявил профессор, — Прошу оставить меня одного.

Все вышли, оставив за дверью только часовых.

Профессор С. обследовал тело шесть дней. Все это время он ничего не ел, только 
отпивал понемногу из фляжки с коньяком, которую принес с собой. Лишь когда он 
почувствовал себя настолько плохо, что не мог продолжать работу, он пошел к 
Дзержинскому.

— Если вы хотите, чтобы я закончил эту работу, то мне нужна помощь профессора В.
 из Харькова!

— Нет, он враг нашего государства. Мы уволили его за неблагонадежность, — 
прозвучал резкий ответ Дзержинского.

— Он мне