солдат носит в кармане специально составленное и изданное по заказу 
генерального штаба пособие «Как изнасиловать женщину». Или обвинение немцев в 
изготовлении глицерина и мыла из тел узников концлагерей.
Этот пропагандистский миф, до сих пор бытующий в народных представлениях о 
зверствах нацистского режима, был на самом деле запущен задолго до того, как 
впервые прозвучало это название «национал-социализм». Его авторы – английские 
армейские пропагандисты времен Первой мировой войны. Показательно, что по 
завершении боевых действий Англия публично принесла Германии извинение за 
использование такого рода сюжетов в военной пропаганде, но миф оказался куда 
более живучим, чем считали его создатели, – он продолжает существовать по сей 
день.
Или, наконец, гомосексуализм в немецкой армии и войсках СС – излюбленный сюжет 
нынешних желтых журналистов. Надо сказать, что такой прием уже был испытан не 
раз: чего стоит, скажем, вызвавшее некогда погромы и убийства утверждение, что 
евреи замешивают мацу на крови христианских младенцев! Аморальность противника 
была и остается одним из пропагандистских козырей: обвиняя противника во всех 
смертных грехах, изображая его безнравственным, легче манипулировать 
общественным сознанием.
Разумеется, никто не пытается причислять солдат оккупационной армии к 
ангельскому чину: любая война расшатывает моральные устои, стирает тонкий налет 
цивилизованности, выхолащивает нравственность. Таково уж главное свойство 
излюбленного человечеством средства разрешения конфликтов. Однако, говоря о 
немцах – точнее, о немецких солдатах, тех представителях германского народа, по 
которым наши отцы и деды судили о нации в целом, – невозможно да и 
несправедливо обойтись максималистскими ярлычками. Все было намного сложнее, 
чем мы, приученные к одной-единственной на всех точке зрения, привыкли думать.
Во-первых, речь идет о громадной массе людей. Не биороботов, склепанных на 
заводе по единой схеме, не марионеток, послушно марширующих под звуки маршей, а 
живых людей. Разных по рождению, воспитанию, личным качествам. Среди них были 
прирожденные солдаты и вынужденные участвовать в войне интеллигенты, практичные 
крестьяне, которым не в диковинку кровь и не в новинку тяжелая работа, – и 
горожане, дети декадентских двадцатых годов. Среди них были тупые исполнители и 
мечтатели, хладнокровные убийцы и благороднейшие люди. Они не были единым 
конгломератом, лишенным эмоций. Напротив, каждый из них, даже оглушенный своей 
собственной пропагандой и искусно встроенными в мировоззрение императивами, 
оставался личностью – цельной и самостоятельной. Посему судить всех скопом, 
выносить суждение разом обо всех, кто находился по ту сторону фронта, по 
меньшей мере глупо и, что называется, не по-божески.
Иными словами, как писал Гвидо Кнопп, «организация СС стала зеркальным 
отражением немецкого общества. Подавляющее большинство его граждан были 
„абсолютно нормальными людьми“, которые в совершенно ненормальных условиях 
становились преступниками. /…/ Из тех, кто стал преступником, далеко не все 
осознавали, что творят зло».[2]
Не стоит забывать и о том, что процент благородных людей и мерзавцев, или, 
пользуясь библейской терминологией, агнцев и козлищ (сиречь крайних проявлений 
человеческой натуры), в обществе сравнительно невелик. Гораздо больше как среди 
нас, так и среди немцев 1930-1940-х годов людей средних, в которых поровну от 
ангела и от зверя. Оглянитесь вокруг – да что там, просто взгляните в зеркало – 
и вы поймете, что это утверждение более чем справедливо. Средневековая притча о 
светлом и темном ангелах, сопровождающих человека всю жизнь и нашептывающих ему 
добрые или злые помыслы, не так уж и неверна. Среди тех, кто с оружием в руках 
шел по русской земле на восток, были не только отъявленные негодяи. Напротив, 
это скорее исключение. Большинство солдат вермахта были обычными людьми, 
которые пошли на войну не по зову души и велению сердца, а просто потому, что 
«так надо». Это не делает их хуже или лучше: в конце концов, они были послушным 
орудием, подчиняющимся мановению руки партийных дирижеров. Если мы осуждаем 
среднего немца за само участие в войне, то что мы сможем сказать о наших 
соотечественниках, так же, по указке правящей тоталитарной партии 
отправлявшихся в 1939-м завоевывать финские земли? Между нами говоря, этот 
эпизод нашей истории – один из самых позорных, но позорных именно для 
руководства страны, а не для тех, кто выполнял приказ, будучи свято уверен в 
справедливости и необходимости совершающегося. Речь-то как раз о том, что от 
простого солдата, призванного на фронт, зависело мало что.
Однако вернемся в Германию. Для немецкого обывателя идея о необходимости 
расширять границы рейха была гораздо более органичной, нежели мысль об 
уклонении от службы в армии. В первую очередь потому, что режим, призывающий 
его на войну, буквально только что вытащил его из нищеты, а страну из разрухи. 
С его точки зрения, этот режим правления был просто прекрасным.
Что же касается сопровождавших триумфальное шествие национал-социализма 
репрессий, то тут вопрос сложный. К социал-демократам и коммунистам средний 
немец никакой привязанности не питал: первые так и не сумели навести порядок в 
полуразрушенной войной и репарациями стране, а вторые были, на взгляд 
законопослушного бюргера, чересчур деструктивны. Тем паче не было любви и к 
евреям, которые в силу свойственной их национальному менталитету пассионарности 
всеми путями рвались к власти, входили в руководящие группы различных 
политических партий. Сложилось так, что именно социал-демократическая и 
коммунистическая партии вместили в себя в ту пору наибольшее число 
представителей этого древнего народа. Были и другие евреи: они вызывали 
неприязнь своей – опять-таки национальной корпоративностью, благодаря которой 
еврейские общины сравнительно легко переживали экономические и социальные