арестовать троих членов ЦК НДПА — Абдула Керима Мисака, Шараи Джоузджа-ни и 
Дастагира Панджшири. Советские представители встревожились: все трое считались 
преданными друзьями Москвы. Но и ссориться с Амином никто не хотел. 
Представитель КГБ в Афганистане предложил предупредить всех троих об опасности 
и предложить им тайно уехать в Советский Союз.
 Эта миссия была поручена посольскому переводчику, постоянно выполнявшему 
задания резидентуры. Он встретился с Абдулом Керимом Мисаком. Но 
предупрежденные об арестах члены ЦК повели себя совсем не так, как ожидалось. 
Они предпочли броситься с повинной к Амину.
 На следующий день Амин пригласил к себе представителя КГБ и потребовал 
немедленно убрать из Афганистана посольского переводчика. Он добавил, что среди 
советских представителей есть и другие люди, которые «живут старыми понятиями и 
представлениями и не понимают изменившейся ситуации в Афганистане и не 
способствуют успеху апрельской революции».
 Переводчика без возражений откомандировали в Москву.
 Репрессии не встречали возражений со стороны советских партийных работников, 
которые старались ладить с Амином.
 «Получив дорогие подарки, за обильными обедами, когда столы ломились от 
ароматных жареных барашков, а водка лилась рекой, разве можно было задавать 
острые вопросы и подвергать сомнению линию Амина?» — вспоминал полковник 
Морозов.
 Между советниками в Афганистане не было единства. Партийные и военные 
советники считали, что надо работать с фракцией «Хальк», которая фактически 
стоит у власти. Представители КГБ сделали ставку на фракцию «Парчам», которая 
охотно шла на контакт и казалась легко управляемой.
 Секретарь ЦК КПСС по международным делам Борис Николаевич Пономарев, 
напутствуя Харазова перед поездкой в Кабул, честно признался:
 — Апрельская революция была для нас неожиданностью. Наши работники 
поддерживали контакты только с халькистами, и мы не знаем Бабрака Кармаля и не 
знаем парчамистов. Ты нам, кстати, сообщи, что у него имя, а что фамилия?
 А сотрудники резидентуры внешней разведки КГБ установили контакты именно с 
парчамистами, которые отчаянно пытались завоевать расположение Москвы. 
Сотрудники КГБ увидели в этой интриге шанс: уверенные в своих силах халькисты 
ведут себя самостоятельно, а парчамисты готовы подчиняться Москве во всем. 
Значит, на парчамистов и на их лидера Бабрака Кармаля и надо делать ставку.
 — Как правило, у нас было единое мнение с послом Пузановым и главным военным 
советником генералом Гореловым, — вспоминает Харазов. — Мы все согласовывали 
между собой. Припоминаю такой случай. Однажды мы вместе были на переговорном 
пункте, где была прямая связь с Москвой, гарантированная от подслушивания. Я 
беседовал с руководителем одного из отделов ЦК, а генерал Горелов докладывал 
начальнику Генерального штаба Огаркову.
 Маршал Огарков попросил Харазова взять трубку и поинтересовался его мнением о 
ситуации в стране. Потом спросил:
 — У тебя единое мнение с Гореловым, или вы расходитесь?
 Харазов твердо ответил:
 — У нас единое мнение.
 Но у группы партийных советников не было контактов с руководителями 
представительства КГБ.
 — Генерал Богданов уклонялся от этих контактов, — говорит Валерий Харазов, — 
возможно, потому, что наши оценки положения в Афганистане были очень разными.
 В практической работе Тараки был беспомощным. Амин, напротив, оказался 
прекрасным организатором. Амин, физически крепкий, решительный, упрямый и 
жестокий, обладал огромной работоспособностью и сильной волей.
 — Амин имел огромный авторитет в стране, — говорит Харазов. — По существу, он 
в апреле 1978 года отдал приказ о вооруженном выступлении. Так что халькисты 
всегда говорили, что настоящий герой революции — Амин.
 Тараки называл Амина «любимым и выдающимся товарищем» и с удовольствием 
передавал ему все дела. Тараки не любил и не хотел работать. Тараки славили как 
живое божество, и ему это нравилось. Тараки царствовал, Амин правил. И он 
постепенно отстранял Тараки от руководства государством, армией и партией. 
Многим советским представителям в Кабуле казалось естественным, что власть в 
стране переходит в руки Амина, ведь Тараки неспособен руководить государством.
 — Когда я был в Кабуле, Тараки и Амин были едины — водой не разольешь, — 
говорит Валерий Харазов. — Причем Амин тянул весь воз работы на себе. Он 
занимался партийными делами, армией, кадрами. А потом начались интриги. Прежде 
всего в нашем союзническом аппарате. Тараки и Амина стравили…
 — А у вас было ощущение, что Амин плохо относится к Советскому Союзу, что он 
симпатизирует Соединенным Штатам? — спрашивал я Харазова. — Ведь потом это 
утверждение станет главным объяснением, почему убили Амина и заменили его 
Кармалем.
 Амин постоянно говорил о своих дружеских чувствах к Советскому Союзу, — 
вспоминает Харазов. — Слухи о том, что Амин — агент ЦРУ, были и при нас. 
Основывались они на том, что он недолго учился в США и был там руководителем 
землячества афганцев. Но ни тогда, ни сейчас, через двадцать лет после его 
устранения, не найдено никаких подтверждений того, что он был агентом ЦРУ.
 — К Советскому Союзу Амин относился к уважением и любовью, — говорит генерал 
Заплатин. — У него были два святых праздника в году, когда он позволял себе 
спиртное, и это были не афганские, а советские праздники — 7 ноября и 9 мая.
 Когда Амина убили, а с ним погибли двое его сыновей, вдова с дочками и младшим 
сыном поехала в Советский Союз, хотя ей предложили любую страну на выбор. Но