посылать его под журналистским прикрытием, если соответствующая контрразведка 
не могла не заметить, что «корреспондент» ничего не пишет?..
 Даже если «собкор» не присылал в редакцию ни строчки, жаловаться никто не 
пытался.
 Знаю только, что мой отчим, Виталий Александрович Сырокомский, в бытность 
первым заместителем главного редактора популярной в те годы «Литературной 
газеты», позвонил заместителю председателя КГБ по кадрам и твердо сказал, что 
присланный ему на роль корреспондента разведчик по деловым качествам никуда не 
годится и провалит дело, потому что не справится с газетной работой.
 В «Литературную газету» примчался испуганный генерал, заместитель начальника 
разведки по кадрам, и выложил ему на стол пачку объективок:
 — Выберите, кто вам по душе.
 Виталий Александрович благоразумно отказался листать личные дела разведчиков, 
но попросил прислать человека, способного писать, что и было сделано…
 Станислав Левченко, насколько я помню, писал совсем неплохо. Решив бежать, он 
не стал обращаться к японцам, зная, что они никому не дают политического 
убежища, а связался с американцами. Они его сразу вывезли из Японии. Он дал 
громкие показания, назвав имена видных японских политиков и ведущих журналистов,
 работавших на Советский Союз.
 В реальности они не были шпионами, поскольку не владели государственными 
секретами и не давали подписки работать на советскую разведку. В политике и в 
прессе они проводили линию, благоприятную для Москвы. Иначе говоря, 
принадлежали к числу «агентов влияния», о которых потом будет говорить 
председатель КГБ Владимир Александрович Крючков.
 Станислав Левченко утверждал, что советская разведка располагала в Японии 
двумястами агентами. Среди них фигурировали бывший член правительства, деятели 
оппозиционной социалистической партии, несколько членов парламента и 
специалисты по Китаю: от резидентуры в Токио требовали тогда во что бы то ни 
стало помешать сближению Японии и Китая.
 По словам Левченко, советские разведчики уговорили одного члена парламента 
организовать депутатскую ассоциацию дружбы с Верховным Советом СССР. Он получал 
деньги от КГБ (но ему об этом не говорили) на издание ежемесячного журнала. 
Левченко также заявил, что и влиятельная социалистическая партия Японии 
субсидируется КГБ. Это делается через «фирмы друзей», которые получали выгодные 
контракты от советских внешнеторговых организаций, а взамен перечисляли на счет 
соцпартии пятнадцать-двадцать процентов прибыли.
 Заодно Левченко рассказал, что в Японии советские разведчики передавали 
наличные представителю нелегальной филиппинской компартии в чемодане с двойным 
дном.
 Это похоже на правду. Начальники региональных отделов первого Главного 
управления лично отвечали за передачу денег коммунистическим партиям в странах, 
которые курировали.
 После бегства Левченко Крючкову пришлось полностью сменить состав резидентуры 
в Токио и японского отдела в центральном аппарате. Так происходило после 
каждого провала.
 Я знал молодых разведчиков-японистов, которые благодаря этому смогли поехать в 
Токио на освободившиеся в резидентуре места. И я встречал опытных сотрудников 
японского направления советской разведки, которым бегство Левченко сломало 
карьеру: они лишились возможности ездить за границу, их убрали с оперативной 
работы, перевели на работу малоинтересную. Они считали свою жизнь сломанной.
 Один бывший начальник Левченко после товарищеского ужина сказал мне:
 — Если бы он мне попался, я убил бы его собственными руками.
 Я посмотрел на него и понял: он бы это сделал…
 В пятидесятые годы, после очередного побега чекиста на Запад, перебежчика 
заочно приговаривали к высшей мере наказания, и сменявшие друг друга 
председатели КГБ отдавали приказ уничтожить предателя. Но совершить убийство в 
другой стране, да еще если человека охраняют, совсем не просто. Потом такие 
приказы были отменены, чтобы не рисковать своими разведывательными 
возможностями.
 Впрочем, перебежчики все равно не верили, что их не станут искать, и остаток 
жизни проводили в страхе перед внезапным появлением бывших товарищей по КГБ.
 Во всяком случае, бывший начальник управления нелегальной разведки 
генерал-майор Юрий Иванович Дроздов написал в своей книге: «Приговор, 
вынесенный ему, остается в силе, и никакие конъюнктурные поблажки не отменят 
его».
 Дроздов имел в виду полковника Олега Антоновича Гордиевского (он исполнял 
обязанности резидента в Англии), чье бегство в 1985 году стало самым громким 
провалом советской разведки.
 В третий отдел Олега Гордиевского взял Дмитрий Иванович Якушкин, который 
сделал блистательную карьеру в разведке.
 Потомок декабриста, воспетого Пушкиным, он прошел войну, окончил экономический 
факультет МГУ и в пятидесятые годы работал помощником министра сельского 
хозяйства Ивана Александровича Бенедиктова, ярого сталиниста. В 1959 году 
Хрущев, недовольный Бенедиктовым, отправил его послом в Индию. Якушкина из 
Министерства сельского хозяйства взяли в КГБ. Он сделал быструю карьеру в 
разведке. После побега Олега Лялина возглавил третий отдел.
 В начале декабря 1974 года его пригласил Андропов, лежавший в больнице, и 
сказал, что предстоит командировка в Соединенные Штаты: Якушкина отправили 
резидентом в Вашингтон. Это одна из самых завидных должностей в разведке. 
Резидентура в Нью-Йорке не уступает вашингтонской ни по значению, ни по