| |
перебросить под Москву свежие дивизии с Дальнего Востока.
На самом деле переброска сил и средств с Дальнего Востока на Запад началась с
первых дней войны.
Дальневосточный фронт получил приказ немедленно отправить на Запад весь запас
вооружения и боеприпасов. Начальник штаба Иван Васильевич Смородинов
возмутился:
— Какой дурак отбирает оружие у одного фронта для другого? Мы же не тыловой
округ, мы в любую минуту можем вступить в бой.
Командующий фронтом генерал армии Иосиф Родионович Апанасенко не стал даже
слушать своих штабистов, вспоминает генерал Петр Григоренко. Лицо Апанасенко
налилось кровью, он рявкнул:
— Да вы что? Там разгром. Вы поймите, разгром! Немедленно начать отгрузку.
Мобилизовать весь железнодорожный подвижной состав. Грузить день и ночь.
Доносить о погрузке и отправке каждого эшелона мне лично…
Все, что можно было забрать с Дальнего Востока, забрали почти сразу.
«Переброска войск под Москву с Востока (причем, конечно, не только
дальневосточных, но и сибирских, уральских, приволжских, среднеазиатских,
кавказских) действительно имела большое значение для ее обороны, — пишет
президент Академии военных наук генерал армии Махмут Гареев. — Но всего под
Москвой сражались сто десять дивизий и бригад, в их числе было всего восемь
дальневосточных, которые, несмотря на всю их доблесть, никак не могли составить
„основу декабрьской победы“.
Многие авторы уверенно описывают бравых сибиряков, которые 7 ноября 1941 года
прошли по Красной площади и сразу вступили в бой. На самом деле ни сибирские,
ни дальневосточные части в знаменитом параде не участвовали.
По Красной площади прошли части, которые наскребли в московской зоне обороны:
курсанты Окружного военно-политического училища, Краснознаменного
артиллерийского училища, полк 2-й Московской стрелковой дивизии, полк 332-й
дивизии имени Фрунзе, части дивизии имени Дзержинского, Московский флотский
экипаж, особый батальон военного совета округа и московской зоны обороны,
сводный зенитный полк ПВО и два танковых батальона из резерва Ставки.
После 22 июня Зорге сообщал, что Япония вот-вот нападет на Советский Союз.
Только в сентябре сообщения изменились: Япония не спешит нападать на Россию и
скорее всего, повернет на юг. Дело в том, что сам Зорге получал крайне
противоречивую информацию. Был день, когда из Токио ушли сразу две шифровки
противоположного содержания.
Решения Сталина определяли не сообщения Зорге и других разведчиков, а оценка
реальной политической и военной ситуации. В Москве знали, как слаба
расположенная в Маньчжурии, на границе с Советским Союзом, Квантунская армия. У
японцев там не было ни современных танков, ни авиации. Кроме того, японцы были
заняты борьбой с китайской армией и с китайскими партизанами, полностью
разгромить которых не удавалось.
В Токио действительно спорили: а не напасть ли на Советский Союз, пользуясь
удобным случаем? Но этого желали только некоторые генералы сухопутных сил. Они
мечтали расквитаться за поражение на Халхин-Голе. Японское правительство и
руководство флота, которое имело не меньшее влияние, чем сухопутные генералы,
не хотели ввязываться в войну с Советским Союзом.
Япония нуждалась в ресурсах, в топливе, в черных металлах. Все это можно было
получить в странах Юго-Восточной Азии, а не в Сибири. И главным своим
противником Япония считала Соединенные Штаты.
Япония поставила Советскому Союзу условия: прекратить помощь Китаю, не
предоставлять свою территорию американцам для действий против Японии. Эти
условия были выполнены. Советские военные советники были отозваны из Китая, и
военная помощь Китаю прекратилась.
Президент Соединенных Штатов Франклин Рузвельт предложил создать в советском
Приморье американские военно-воздушные базы. Но Сталин не хотел беспокоить
японцев. 13 августа 1941 года советский посол в Токио информировал министра
иностранных дел Японии о том, что СССР не предоставит Соединенным Штатам
военно-морские и военно-воздушные базы.
Когда Япония стала готовиться к войне с Америкой, ситуация изменилась. Уже
Япония нуждалась в том, чтобы Советский Союз строго соблюдал подписанный в
апреле 1941 года пакт о нейтралитете. И Сталин вроде бы мог быть уверен, что
Япония не нанесет удар в спину.
Тем не менее в декабре 1941 года, после того как японцы уничтожили
американский флот на базе в ПёрлХар-боре, из Ленинграда в Москву вызвали
адмирала Ивана Степановича Исакова, первого заместителя наркома Военно-морского
флота.
Его доставили к Сталину.
— Вот что, вы полетите во Владивосток, — Сталин показал трубкой на карту на
стене, не на Владивосток, а просто на всю карту, — посмотрите, не устроят ли
они нам там Пёрл-Харбор. Все, можете быть свободны.
Исакову не дали сказать ни единого слова. Он немедлено вылетел на Дальний
Восток. Так что никакие донесения Зорге и его уверенность в том, что Япония
двинется на юг, не произвели на Сталина впечатления. В декабре 1941 года, после
битвы под Москвой, он еще опасался японского нападения.
Провал и арест
Если бы разведчик, начиная работу, думал о том, что его обязательно поймают,
|
|