,  стала переодеваться в
дедовского поводыря.  Она сняла казацкий жупаник и, поплескавшись в речке,
надела крестьянскую свитку,  соломенную шляпу и дорожную сумку. К счастью,
подросток, которого ограбил Заглоба, был стройным, поэтому все пришлось на
нее отлично.
     Заглоба, когда вернулся, внимательно ее оглядел и сказал:
     - Мой боже! Не один рыцарь охотно бы лишился состояньица своего, лишь
бы его этакий пажик сопровождал, а уж некий известный мне гусар, тот бы ни
секунды не раздумывал. Только вот с волосами твоими надо что-то придумать.
Видал я в Стамбуле пригожих юнцов, но такого - никогда.
     - Дай боже, чтобы не во вред обернулась мне пригожесть эта! - сказала
Елена.
     И  улыбнулась,  так  как  женской ее  натуре польстило изумление пана
Заглобы.
     - Краса никогда во  вред не обернется,  и  сам я  лучший тому пример.
Когда турки мне в Галате глаз выжгли,  собрались они было и второй выжечь,
но  спасла меня жена тамошнего ихнего паши,  а  все по причине неописуемой
красоты моей, остатки каковой можешь еще, барышня-панна, зреть.
     - А сказал, ваша милость, что валахи тебе глаз выжгли.
     - Я и говорю - валахи, но потурчившиеся и в Галате у паши служившие.
     - Да ведь вашей милости его не выжгли!
     - Зато он от железного жара бельмом застлался.  А  это,  считай,  все
равно что выжгли.  Что же ты,  барышня-панна,  с косами своими собираешься
делать?
     - А что? Надо отрезать?
     - Вот именно, надо. Но как?
     - Саблей вашей милости.
     - Саблею этой головы сподручно отрезать,  но  волосы -  уж  это я  не
представляю, quo modo?*
     _______________
          * каким манером (лат.).

     - Знаешь,  милостивый государь,  что?  Я сяду возле этого поваленного
дерева,  а волосы перекину через ствол,  ты же,  ваша милость,  рубанешь и
отрубишь. Только голову не отруби.
     - За это,  барышня-панна,  не беспокойся. Не раз я фитили у свечек по
пьяному  делу  срубал,  самой  свечи  не  задевая,  так  что  не  будет  и
барышне-панне урона, хотя таково показывать руку случается мне впервые.
     Елена  села  возле  лежавшего  дерева,  перекинула  через  него  свои
огромные черные волосы и, подняв очи на пана Заглобу, сказала:
     - Я готова. Руби, ваша милость.
     И улыбнулась этак грустно,  потому что жаль ей было волос,  которые у
головы в  две горсти и  то взять было невозможно.  Да и  пану Заглобе было
как-то не по себе и  не с  руки.  Он обошел ствол для сподручного замаха и
проворчал:
     - Тьфу  ты!  Ей-богу,  лучше  быть  цирюльником  и  оселедцы  казакам
подбривать.  Сдается мне,  что я  палачом стал и берусь за дела заплечные,
ибо  палачи колдуньям волосы на  голове обстригают,  чтобы дьявол туда  не
спрятался и  кознями своими пытку  не  обезвредил.  Но,  барышня-панна  не
ведьма,  и стрижку сию полагаю я делом мерзким,  за каковое, ежели мне пан
Скшетуский уши не отрежет, я его paritatem* не признаю. Ей-богу, рука даже
замлела. Зажмурься хоть, барышня-панна.
     _______________
          * равенства (лат.).

     Пан Заглоба весь вытянулся, словно бы в стременах для удара привстал.
Плоское  лезвие  свистнуло в  воздухе,  и  мгновенно длинные черные  пряди
скользнули по гладкой коре ствола на землю.
     - Готово! - сказал Заглоба.
     Елена  быстро  встала,   и   тотчас  же   коротко  обрезанные  волосы
рассыпались черным кружком вокруг вспыхнувшего лица ее;  отрезать косу для
девушки в те времена считалось великим позором,  а значит, решилась она на
великую жертву, пойти на которую пришлось ввиду крайних обстоятельств.
     Очи Елены наполнились слезами, а пан Заглоба, недовольный собою, даже
не стал ее утешать.
     - Чувство у меня такое,  будто я что нехорошее натворил, - сказал он,
- и  еще раз повторяю:  ежели пан Скшетуский настоящий кавалер,  он мне за
это уши отрезать обязан. Но выхода у нас не было, ибо sexus* барышни-панны
тотчас бы явным сделался.  Теперь же, что ни говори, можно идти смело. Дед
мне,  когда я  ему  кинжал к  горлу приставил,  дорогу рассказал.  Сперва,
значит,  увидим мы в степи три дуба,  возле