| |
их возглавишь?
— Ну вы же знаете мои условия мессир. Если я сделаю все как вы хотите…
Великий провизор махнул рукой.
— Да, да, все получишь, и шлюху эту и остальное.
Но надо спешить Гуле, надо спешить.
— Мне надо поспать несколько… Совсем немного мне надо поспать и я готов для
седла. А все необходимые распоряжения я отдам немедленно.
— Хорошо. И помни, я рассчитываю на тебя. От тебя кое-что зависит, даже, я
сказал бы, многое зависит. Может быть, тебе захотят помешать.
— Кроме смены внутренней охраны никаких других приготовлений я у итальянцев не
заметил.
— Даже эта смена уже кое о чем свидетельствует.
— Пожалуй, но я буду осторожен и предусмотрителен. Я заинтересован в успехе не
меньше вас, не забывайте.
— Тем лучше, да хранит тебя господь, — великий провизор перекрестил стоящего на
коленях, — да и вот еще что.
Д'Амьен подошел к большому плоскому ящику, стоявшему на широком подоконнике,
открыл его длинным ключом с кудрявой бородкой и достал оттуда большой, вышитый
разноцветным бисером кошелек.
— Видишь, если я, глава ордена, живущего подаянием во имя болящих паломников,
так щедро трачу деньги, можешь себе представить, с какой строгостью я взыщу,
если что-то будет не так.
— Я и без этого все понял, — кивнул, крестясь Гуле, и задом попятился к двери,
прижимая кошелек к груди.
Появление великого провизора в тронной зале было встречено внимательными,
выжидающими взглядами. На сухом птичьем лице графа Д'Амьена трудно было что-то
прочесть.
— Не томите, не томите нас, граф, — проныл патриарх, — о чем вы там
договорились с этим своим секретным человеком?
— Погодите, Ваше святейшество. Маркиз, насколько я знаю, значительная часть
выборных находится в вашем лагере.
— Ровно половина, вторая в лагере Раймунда.
— Боюсь, что с этими нам придется распроститься.
— Почему вы так решили?
— Я просто уверен, что граф Раймунд отдал соответствующие распоряжения и его
люди не подчиняться ничьему приказу и не выдадут никого.
— Весьма возможно, — нахмурился Конрад, — но вы мне ответьте на главный вопрос
— вы решились на выступление?
— Послезавтра утром. И не надо размахивать руками. К этому времени станет
окончательно ясно, стоит ли затевать то, что мы задумали.
— Опять ваши проклятые тайны! — не выдержал патриарх, его щекастое лицо
побагровело от злости.
— У меня есть основания для подобного поведения, — парировал Д'Амьен, — о том,
что случилось с графом Раймундом вы знаете. Да и его величество поддерживает
меня в моих действиях.
Все обернулись к забытому в перепалке королю. Чтобы не выказать смущения и
волнения, Бодуэн-фальшивый демонстративно нахмурился и весьма важно кивнул.
— Да, господа, мне кажется, что великий провизор прав. Мы выступим послезавтра
утром. Кроме того, еще не прибыл никто из моих детей.
— Вы, де Сантор, — развивая инициативу, сказал Д'Амьен, — сейчас займетесь
нашими гонцами. Пусть ложатся спать, они должны быть наготове к завтрашнему
вечеру. Теперь обращение ко всем вам, господа. Разумнее всего не покидать
дворец. Здесь мы и в наибольшей безопасности и поблизости от источника новостей.
Все курьеры будут стекаться сюда.
Никто не счел нужным возражать на это предложение.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ. ИМЯ
— Прежде всего — имя!
— Имя?! — воскликнул шевалье.
— Именно, — кивнул брат Гийом, — не станете же вы утверждать, что в самом деле
являетесь лангедокским дворянином по имени Реми де Труа.
Самозванец молчал.
— Или может быть вас зовут отец Марк и вам бы хотелось навестить могилу
доверчивого старика Мельхиседека?
Мозаичное лицо окаменело, более чем когда-либо напоминая в этот момент, мертвую
маску.
— Вы много обо мне знаете, но интересно — все ли?
Брат Гийом задумчиво отхлебнул своего лекарства.
— Мы следим за странного вида мужчиной с тех пор, как он появился на дороге,
ведущей к Агаддину и объявил себя паломником, направляющимся к Иордану. Он
назвался каббалистическим именем Анаэль. Странность вашего поведения была столь
велика, что местный комтур даже не решился вас повесить, ибо даже у
провинциального вояки хватило ума понять, что сарацинский шпион должен был бы
вести себя несколько иным образом. Когда же вы заявили о своем остром желании
стать тамплиером, комтур не мог не отметить этот факт в своем еженедельном
докладе в верховный капитул. Надо сказать, что стать полноправным рыцарем
ордена у вас было меньше шансов, чем у жабы стать лебедем, именно поэтому я и
обратил на вас внимание, после первого же доклада из Агаддина.
Искра понимания зажглась в глазах шевалье.
— И значит били меня на оливковых плантациях по вашему указанию.
Брат Гийом кивнул.
— В известном смысле да.
— И в прислужники к барону де Кренье это вы помогли мне попасть, а не тот
надсмотрщик?
— Нет.
— ?
— Этот успех целиком на вашем счету. Наш орден чрезвычайно могуществен, но
всемогущ только создатель этого мира. Откуда я, сидя здесь в Иерусалиме, мог
знать, что у какого-то чернокожего раба в сараях Агаддина, есть серебряная
коробка с целебной мазью. Каким образом предать его, вы придумали сами. А вот
почти все из того, что случилось впоследствии дело наших рук.
— И лепрозорий?
— Разумеется.
— И король Иерусалимский?
— Это организовать было труднее всего. Не стану сейчас излагать все детали
замысла, но, поверьте, здесь потребовалась очень большая работа ума и
осуществлено несколько очень тонких решений. И ненавязчиво созданные ситуации
для побега, и уговоры магистра ордена св. Лазаря.
— Со мной разговаривал не магистр.
— Но по его просьбе. И, как ни странно, итальянцы делали
|
|