держал гусиное перо. 
Я приподнялась на локоть, чтобы получше разглядеть его, и тут же видение 
швейцарского 
домика, кабинета, стола, книг и писца замерцало и придвинулось ко мне. Оно 
приближалось все ближе и ближе до тех пор, пока не скользнуло бесшумно по 
призрачному облачному мосту через улицу и не вошло через открытые окна в мою 
комнату, остановившись прямо перед моей кроватью. 
-- Слушай, что он думает и сейчас будет писать,-- успокаивающе сказал все тот 
же 
далекий и в тоже время такой близкий голос.-- Сейчас ты услышишь рассказ, 
который 
поможет тебе скоротать долгие бессонные часы и забыть на время боль. Итак, 
слушай! -- 
добавил он, воспользовавшись известной розенкрейцерской каббалистической 
формулой. 
Я попробовала услышать то, о чем он мне говорил. Я сконцентрировала все свое 
внимание на одинокой фигуре работающего человека, сидящего прямо передо мной, 
но не 
видящего меня. Сначала скрип гусиного пера, которым старик писал, не напоминал 
мне 
ничего, кроме тихого, почти неслышного, журчания неизвестной природы. Затем 
постепенно мои уши стали различать едва слышимые слова, произносимые тихим, 
слабым 
и далеким голосом. Я подумала, что человек, сидящий передо мной, наклонился над 
своей 
рукописью и читает свой рассказ вслух и записывает его. Но очень скоро я поняла 
свою 
ошибку. Бросив взгляд на лицо старого писца, я тут же заметила, что губы его 
были сжаты 
и неподвижны, а голос, который я слышала, был слишком тонок и пронзителен для 
старика. При каждом слове, которое выводила на бумаге старая слабая рука, 
из-под пера 
выскакивала легкая яркая искорка, которая тут же превращалась в звук, или, по 
крайней 
мере, превращалась в звук в моем внутреннем восприятии. И в самом деле, я 
слышала 
тихий голос гусиного пера, хотя вполне возможно, что и писец, и перо находились 
в этот 
момент в сотнях миль от Германии. Такое иногда случается, особенно ночью, под 
чьей 
звездной сенью, как говорит Байрон: 
Мы узнаем язык иного мира. 
Как бы то ни было, слова, произнесенные гусиным пером, в течение многих дней 
жили в 
моей памяти. Я не испытывала никаких затруднений, когда села за стол, чтобы 
записать 
их, потому что они были словно выдавлены на астральных таблицах, возникавших 
прямо 
перед моим внутренним взором. 
Таким образом, мне оставалось только переписать и передать их вам в том виде, в 
каком я 
сама получила их. Я не смогла узнать имени ночного незнакомца. Читателям может 
показаться, что вся эта история придумана или просто приснилась мне. Тем не 
менее, я 
надеюсь, что мой рассказ все же окажется достаточно интересным. 
I  
РАССКАЗ НЕЗНАКОМЦА
Я родился в маленьком горном селе. Это была горстка швейцарских домиков, 
прятавшихся в укромной солнечной долине между двух сбегающих по крутому склону 
ледников и с высоким пиком за ней. Вершину его покрывали вечные снега. Туда же 
я 
вернулся тридцать семь лет назад, искалеченный душой и телом, вернулся только 
для 
того, чтобы умереть, если только смерть возьмет меня. Но чистый бодрящий воздух 

родины распорядился иначе. Я все еще жив, хотя, может быть, сил у меня хватит 
лишь на 
то, чтобы поведать о событиях, которые до сих пор держал в глубокой тайне от 
всех, 
поведать ужасную историю, которую мне скорее хотелось бы скрыть, чем рассказать.
 
Причина такого нежелания кроется в образовании, которое я получил в детстве и 
юности, 
а так же в последующих событиях, которые оболгали, обратив в ничто, все самое 
дорогое, 
что у меня было. Некоторые наверняка будут склонны увидеть в этих событиях 
высший 
промысел, я же, однако, не верю в провидение и все же не могу отнести 
случившееся к 
простой игре случая. По-моему, произошедшее представляет собой развитие