Одни исследователи предлагают положить в ее основу 
изучение механизмов реализации жизненных сил и социальной субъектности 
индивида2, другие – социальную деятельность, изменяющуюся под влиянием 
различных факторов3, третьи – социальные отношения, возникающие в результате 
взаимодействия клиента и социальных служб.4 Отсутствие четко определенной 
области познания социальной работы осложняет осмысление ее исторической 
практики, поскольку при столь разных подходах достаточно трудно 
реконструировать исторический аспект существования выделяемых феноменов.
      Еще «одна грань проблемы раскрывается при попытке редуцировать смысловое 
значение понятия в контексте иного феноменологического ряда, понятийного поля».
5 Определяющую роль при этом играет акцент на первую часть термина – социальная,
 социальность. «Это приводит к тому, что смешиваются познавательные ориентиры, 
которые направляются не нам сам процесс, а на определяющие его условия».6 В 
результате все многообразие социальной работы сводится к одной из ее форм – 
социальной практике, понимаемой в контексте социальной истории.7
      Жестокая детерминация причинно-следственных связей социальной истории 
народа и истории процесса помощи не дает  объективных,  научных представлений 
не только о его жизни, но и о стадиях и этапах его развития. История других 
дисциплин, таких как психология, физика, филология и т.д., наглядно показывает 
наличие специфики. «Социальная история, - считает М.В. Фирсов, - есть только 
контекст, фон». Его учитывают при построении модели исторического процесса того 
или иного знания, но при этом осуществляется поиск своих детерминант, своих фаз,
 стадий развития, спада.
      И, наконец, третья грань проблемы исследования понятия «социальная 
работа» связана с логикой научного мышления. Потребность в профессиональной 
деятельности по защите и поддержке выдвигает сегодня определенные принципы ее 
организации, которые базируются на синхронических подходах – «здесь и теперь». 
Это приводит к тому, что в отечественной науке о помощи развивается 
определенный тип мышления, при котором проблематика познается в 
мультикультурном контексте, на фоне существующего западноевропейского опыта, 
чему способствует единство категориально-понятийного аппарата, поскольку, во 
многих странах Западной Европы оказание помощи связано с данным унифицированным 
понятием.
      Существует и субъективная научная потребность в синхронических 
сопоставлениях и ориентирах. Долгое время отечественная гуманитарная наука не 
имела возможности осмыслять свои шаги в контексте современных западных веяний и 
тенденций вне идеологического противопоставления социальных систем. Более того, 
отечественная социальная работа в ХХ в. Не имеет научных традиций, которые мы 
наблюдаем в других познавательных сферах, к тому же проблемы ее общественной 
практики не являлись предметом специального научного рассмотрения. По отношению 
к другим формам общественной поддержки, существовавшим в разное историческое 
время в России, социальная работа на рубеже нынешнего века выступает как 
определенная национальная система помощи, характеризующая 
культурно-исторический этап, на котором понятие идентифицирует способы и 
идеологию помощи, ее общественную практику и философию.
      Рассматривая социальную работу как определенную культурно-историческую 
модель, парадигму помощи, мы тем самым включаем ее в ряд таких моделей помощи, 
как социальное обеспечение, общественная благотворительность, общественное 
призрение, княжеская благотворительность, «слепня», «помочи», то есть тех 
стадий культурно-исторического развития, которые проходит отечественная система 
помощи и защиты.
      Изменение содержания понятия – явление объективное, оно идентифицирует 
определенный исторический этап развития процесса помощи и взаимопомощи, и смена 
понятия, как правило, ведет к смене ее модели. Эту закономерность мы наблюдаем 
не только в отечественной, но и в мировой практике.
      Во Франции с XI по XVII вв. деятельность по оказанию помощи определяется 
как «charite» - «благотворительность», с XVIII по ХХ вв. как «assistance» - 
«содействие», аналогичное по семантическому значению славянскому «призрение». В 
первой половине ХХ в. происходит изменение понятия, деятельность по оказанию 
защиты и поддержки определяется как «aide» - помощь, поддержка, и, наконец, с 
середины 50-х годов, как и во многих странах Западной Европы, данная 
деятельность получает унифицированное название «социальная работа».8 То, что 
изменение названия есть объективный процесс, связанный с изменением модели 
помощи, подтверждает опыт Германии, Бельгии, США и других стран.9
      В связи с этим можно предположить, что содержание понятия «социальная 
работа» также изменится, поскольку процесс флуктирует от одних состояния и 
идеологии помощи к другим, и ее сегодняшняя форма не является конечной.
      Таким образом, расширяя понятие «социальная работа» не только в пределах 
«профессия – наука», но и понимая под этим определенную культурно-историческую 
модель помощи, мы приобщаемся к той традиции, которая была присуща 
отечественной историографии общественной помощи в XIX в., тем самым находя 
базисные флектиры отечественной науки.
      Одна из первых работ, посвященных истории помощи, где рассматриваются 
стадии развития национальной системы поддержки и защиты нуждающихся, 
принадлежит отечественному ученому А. Стогу. В работе «Об общественном 
призрении» им в 1818 г. впервые обозначены основные этапы развития 
отечественной системы помощи. Характерно, что автор рассматривает историческую 
разноплановую деятельность, различные формы помощи в логике целостного подхода. 
Всю совокупность мер и форм поддержки на различных временных этапах он 
предлагает рассматривать как проявление одной формы, единого паттерна, 
характерного для его (Стога) исторического времени – общественного призрения. 
Эволюцию этой с