каббалы.

   Следовательно, христианству не за что было ненавидеть магию; но людское 
невежество всегда боится неизвестного.

   Наука вынуждена была скрываться от страстных нападений слепой любви; она 
оделась новыми иероглифами, скрывала свои усилия и надежды. Тогда был 
создан жаргон алхимиков, постоянное разочарование для толпы, жаждущей 
золота, и живой язык только для истинных учеников Гермеса.

   Удивительное дело! Среди священных христианских книг существует два 
сочинения, понять которые не имеет претензии сама непогрешимая церковь и 
даже никогда не пытается их объяснить: пророчество Езекииля и 
Апокалипсис, два каббалистических ключика, бед сомнения, сберегаемых на 
небе для комментариев царей-магов; книги, запечатанные семью печатями для
верующих христиан и совершенно ясные для неверного, посвященного в тайные
науки.

   Существует еще одна книга; но хотя она и популярна, и ее можно найти 
повсюду, оказывается самой тайной и самой неизвестной изо всех, так как 
содержит в себе ключ ко всем другим; все ее знают, и она никому не 
известна; никому не приходит в голову искать ее там, где она находится; и
если бы кто-нибудь подозревал ее существование, тысячу раз потерял бы 
свое время, ища ее там, где ее нет. Эта книга, быть может, гораздо 
древнее книги Еноха, никогда не была переведена; она написана 
первобытными знаками на отдельных страницах, подобно табличкам древних. 
Один знаменитый ученый открыл, - но никто этого не заметил, хотя и не 
секрет ее, но, во всяком случае, древность и исключительное сохранение; 
другой ученый, обладавший умом скорее мечтательным, чем рассудительным, 
провел тридцать лет над изучением этой книги, и только подозревал все ее 
значение. Действительно, это совершенно исключительная монументальная 
работа, простая и сильная, как архитектура пирамид, а, следовательно, и 
столь же устойчивая; книга, резюмирующая все науки; книга, бесконечные 
комбинации которой могут решить все проблемы; книга, которая говорит, 
заставляя думать; вдохновительница и регулятор всевозможных концепций; 
быть может, шедевр человеческого духа и, бесспорно, одна из прекраснейших
вещей, оставленных нам древностью; всеобъемлющий ключик, имя которого 
было понято только ученым-иллюминатом Вильгельмом Постелем; единственный 
(в своем роде) текст, первые буквы которою привели в экстаз религиозный 
дух Сен-Мартина и вернули разум возвышенному и несчастному Сведенборгу. 
Об этой книге я буду говорить позже, и точное, и математическое ее 
объяснение будет завершением и венцом моей добросовестной работы.

   Первоначальный союз между христианством и наукой магов, если он будет 
доказан, будет иметь громадное значение; и я не сомневаюсь, что серьезное
изучение магии и каббалы непременно заставит примириться, несмотря на то,
что до сих нор примирение это считается невозможным, науку и догму, разум
и веру.

   Я говорил уже, что церковь, специальным атрибутом которой является склад 
ключей, совершенно не претендует на понимание апокалипсиса и видений 
Езекииля. Для христиан, по их собственному мнению, научные и магические 
ключики Соломона потеряны. Однако, достоверно, что в области разума, 
управляемого Словом, ничто написанное не потеряно. Только пещи, которые 
люди перестают понимать, перестают для них существовать, во всяком 
случае, как слово; они переходят тогда в область загадок и тайны.

   Впрочем, антипатия и даже открытая война официальной церкви против всего 
входящего и область магии, которая представляет собой род личного и 
эмансипированного священства, - зависит от необходимых причин, па которых
основано социальное и иерархическое устройство христианского священства. 
Церковь не признает магии, ибо она должна ее игнорировать или погибнуть, 
как мы это

   Позже и докажем; тем не менее, церковь признает, что ее таинственному 
основателю поклонялись, когда он был еще в колыбели три мага, т. е. 
священные посланники от трех частей известного в то время мира и от трех 
аналогичных миров тайной философии.

   В александрийской школе магия и христианство почти подают друг другу руку
под покровительством Аммония Сакка и Платона. Учение Гермеса почти 
целиком находится в сочинениях, приписываемых Дионисию Ареопагиту. 
Синезий намечает план трактата о снах, трактата, который позже был 
комментирован Карданом, трактата, состоящего из гимнов, которые годились 
бы для литургии церкви Сведенборга, если бы только церковь иллюминатов 
могла иметь литургию. К той же эпохе пламенных абстракций и страстных 
словопрений нужно отнести философское царствование Юлиана, называемого 
отступником, за то, что в юности он, против своей воли, принял 
христианство. Всему миру известно, что Юлиан был не прав, желая, не во 
время, быть героем Плутарха, и, если можно так выразиться, был Донкихотом